— Не совсем так, как вы думаете. Конечно, я хотел бы пожелать, чтобы он удержал свою страну, но заметьте, важные господа всё принимают на свой счет, нам же достается лишь честь сложить за них свои головы. Однако не все так гладко складывается, как думают здесь. Изгнанные союзники сообщили обо всем из Эслингена императору, союз возрождается, возле Ульма вновь собирается свежее войско.
— Не продолжайте. Я точно знаю: герцог собирается примириться с Баварией.
— Он-то хочет, но не сможет. Там слишком много загвоздок. Но что я вижу! Вы собираетесь надеть старую перевязь на великолепный свадебный костюм? Фи, кузен, она же к нему не подходит!
Жених с нежностью посмотрел на перевязь.
— Вы этого не поймете. На самом деле эта перевязь больше всего подходит к свадебному наряду. Это первый подарок Марии. Она ткала ее тайком по ночам в каморке, узнав о предстоящей разлуке. В перевязь впрядены ее слезы, она часто подносила ее к губам. Эта волшебная перевязь была моим утешением, в дни несчастья я обращал к ней свой взор. Она была со мною в несчастье, так должна оставаться и в счастье.
— Ну, как хотите, надевайте ее во имя Бога. А теперь поскорее берет на голову, да накиньте плащ, а то в церкви уже зазвонили. Поторопитесь, не заставляйте невесту ждать!
Секретарь окинул жениха придирчивым взглядом знатока, поправил пряжку, распрямил складочку, приподнял перо на берете и остался доволен произведенным осмотром. Стройный высокий юноша с мужественными глазами показался ему достойным его милой кузины.
— Видит бог, — проговорил он одобрительно, — вы выглядите так, будто созданы для подобного торжества. Какое счастье, что вас не видит Берта, а то бы у нее вновь закружилась голова! Идемте же, идемте! Я горжусь тем, что буду вашим дружкой, даже учитывая то, что вернусь в Ульм на две недели позже.
Щеки Георга разгорелись, сердце отчаянно стучало, когда он покидал свои покои. Невероятная радость, вызванная ожиданием исполнения самого заветного желания, охватила все его существо, когда он в сопровождении Дитриха шел по галереям замка.
Дверь распахнулась, и перед ним предстала Мария во всей своей красе, окруженная дамами и барышнями, приглашенными герцогом, чтобы быть сегодня в ее сопровождении. Мария залилась румянцем, увидев жениха, и разглядывала его с таким чувством, будто черты любимого лица приобрели новое очарование. Потом она опустила глаза, встретясь с восторженным взглядом любимого. Что бы только не отдал Георг за то, дабы привлечь милую к своему сердцу и запечатлеть на ее губах утренний поцелуй любви, но строгий рыцарский закон в этот день воздвигал между ними огромную пропасть. Жениху не разрешалось прикоснуться к невесте, прежде чем священник не соединит их руки, а невеста не смела даже взглянуть на своего жениха. Почтительно и скромно, опустив глаза долу, сложив руки под грудью, должна она безмолвно стоять — так предписывал рыцарский обычай. Конечно, подобная поза кажется вынужденной и неловкой, но природа всегда берет верх в печали и радости, красота и очарование пробиваются даже сквозь неестественную манеру поведения. Так было и с Марией. Нежный румянец играл на ее щеках, в уголках губ скрывалась легкая улыбка, сквозь длинные ресницы проскальзывал, подобно солнечному лучу, сияющий взгляд голубых глаз — все это создавало образ застенчивой любви, которая раскрывает объятия любимому, нежно произносит его имя и взглядом обещает исполнение желаний.
Скромная поза Марии, скрывающая величие ее облика, придавала ей новое очарование, опущенный взор и сомкнутые губы таили признание в любви, как будто оно было произнесено открыто и громко. Восхищенный Георг не мог оторвать свой взор от невесты, явившейся перед ним в необычайно волнующем облике; сердце его заполнила гордость оттого, что он назовет это милое дитя своим.
В этот момент в покой вошел герцог, ведя под руку старого рыцаря Лихтенштайна. Быстрым взглядом он окинул пестрый дамский круг и, кажется, признал, что Мария здесь была самой красивой.
— Штурмфедер, — торжественно произнес герцог, — этот день тебя вознаградит за многое. Помнишь ли ты ночь, когда навестил меня в пещере и не узнал, кто перед тобою? Тогда музыкант Ханс провозгласил замечательный тост за красоту барышни Лихтенштайн, чтобы она расцветала для тебя. И вот она твоя, и что не менее прекрасно — твой тост, твое пожелание тоже осуществилось: мы вернулись в замок моих предков.
— Наслаждайтесь же долго этим счастьем, ваша светлость, как я буду наслаждаться счастьем с Марией. Однако в этот чудесный день я должен поблагодарить вас за милость, оказанную мне. Без вас отец бы…
— По заслугам и честь. Ты верно служил мне, когда нам пришлось вновь завоевывать страну, теперь мы воздаем тебе должное. Сегодня я представляю твоего отца, и ты должен позволить мне после церкви поцеловать твою прекрасную супругу в лоб.
Георг вспомнил ту ночь, когда герцог у ворот замка Лихтенштайн хотел подобным же образом себя утешить, и невольно рассмеялся, припомнив, с каким достоинством его любимая отвергла эту попытку.