Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ)

Время летело с первой космической. Сделка по обмену прошла без сучка без задоринки, и вот я уже обмирал у метро в новом, непривычно лёгком теле, в сером пиджаке поверх ярко-лимонной футболки, в начищенных ботинках и тёмных очках в узкой оправе — совершенно зря, между прочим, солнца сегодня не было.

Всё вокруг плавилось в тумане волнения; тяжёлые двери станции, рекламная тумба, здание музея, мост, девушка в плаще, кафе на углу, афиша… Стоп. Перемотка назад. Афиша, угле на кафу, девушка в салатовом плаще… Идёт ко мне. Не улыбается почему-то.

Невысокая, широкий нос, россыпи веснушек на лбу, на щеках и даже по плечам (сейчас не видно, но я знал). Светлые, вечно встрёпанные волосы до пояса и никогда никаких каблуков. Глаза зелёные, как виноград.

Она.

У меня отнялся язык и, кажется, давление скакнуло. А она шла на меня прямо по курсу, хмурая, покусывая губу. Сумка съехала, волосы растрепало ветром.

— Привет.

Я молча протянул ей цветы и попытался клюнуть в щёку, и промазал, и, кажется, пора заканчивать актёрскую карьеру и бежать прятаться в хостел на задворках. Но она даже не заметила будто бы, взяла букет, даже не кивнула. Она выглядела не совсем не такой, какой я привык её видеть.

— Устала. Давай домой.

— Да, конечно, — чересчур поспешно ответил я. — Заказать что-нибудь на ужин?

Она подавила зевок и улыбнулась:

— Хорошая мысль.

— Что ты хочешь?

Роясь в сумочке, она рассеянно пробормотала:

— Как обычно.

Ощущение было, словно я съел что-то очень кислое, весь скривился. Мы же о её возлюбленном говорим, так? По её словам, у них всё серьёзно. Но по её же словам — сейчас — мне кажется, особой любовью не пахнет. Нет?..

Но я всё-таки заказал какие-то суши, и ещё плов и колу.

***

Войдя в квартиру, она бросила букет на трюмо, сняла туфли и прямо в плаще отправилась в кухню.

— Во сколько завтра? — поинтересовалась уже оттуда, хлопая дверцей холодильника.

— Что? — спросил я, чувствуя неприятную пустоту. Отчасти она объяснялась тем, что я понятия не имел, что у них запланировано на завтра. Буркнул что-то, но она сама додумала из моего бурчанья ответ.

— Вроде выставка начинается в девять. Значит, выехать нужно в семь… Останусь у тебя. Хоть высплюсь.

«Останусь у тебя»? Она живёт отдельно?

Она вернулась в коридор, держа в руках начатую пачку крекера. Засмеялась, глядя на меня:

— Как цапля. Чего застыл?

— Я люблю тебя.

— В смысле?

Я вообще не понял, зачем это сейчас сказал. Пришлось оправдываться.

— Поспорил, что признаюсь в любви. Репетирую.

— С кем поспорил? — без особого интереса спросила она.

— С Сашкой.

Какой такой мифический Сашка, я понятия не имел. Просто распространённое имя. Может, прокатит.

Она недоверчиво усмехнулась.

— С тем, что ли, неадекватным, с семинаров?

— Да-да.

Она покачала головой.

— Спорщик какой выискался… Это лето на тебя действует? Август, звёзды, пора любви?

— Август, — растерянно ответил я, стягивая пиджак.

— Ладно. Скорей бы приехала еда! И надо ещё подготовиться к интервью. Как думаешь, автограф-сессии будет после или до? И скинь, пожалуйста, программу выставки, я выберу, о ком подготовить очерк. В почту, ок?

Так. Где бы взять эту программу?

Меня выручили приехавшие суши — пока мы ужинали, я постарался аккуратно выведать, о какой выставке идёт речь.

— Нам ведь на Речной вокзал?

— Речной вокзал? — она нахмурилась, вспоминая. — Да нет. По-моему, это на Автозаводской. Вообще в другой стороне! Ты же там был в прошлом году. Забыл?

***

Ужин шёл к концу. Она, моя любимая, мой фетиш, жевала суши, накалывая их на вилку, читала что-то в электронной книге и почти не разговаривала. Никаких «как дела», «люблю тебя», «как проведём выходные», даже банального «как твой день». Я как-то не так представлял себе её, их отношения. И, наверное, у меня был немного странный вид от всех этих мыслей. Она спросила:

— Не заболел?

— А? Не. Не, всё в порядке.

Вздохнула, зажмурилась и, скрючившись на стуле, сжала руками виски.

— Как же мне надоело быть мелкой сошкой. Очерки, вопросы для интервью, редактура, вычитка… Сколько можно?

Я что-то промямлил, увлёкшись суши.

— Хочется, чтобы обо мне знали, чтобы обо мне говорили! Чтобы мои книги — огромными тиражами, — она заложила руки за голову и мечтательно откинулась на спинку стула. — Представляешь, захожу в книжный, а там целый стеллаж — мой, на каждом корешке моя фамилия. Тогда уже не я, тогда уже мне будут придумывать вопросы и потом задавать их на каждой книжной выставке. Автограф-сессии… издательства… переиздания… оформление серий… О-о-о!

Я наконец начал узнавать ту, кого боготворил, но она вдруг резко сменила тему:

— Есть у меня один знакомый, тоже мечтает стать писателем. Такой упитанный, такой… ну, не знаю… серьёзный. Мне его жалко. Мне кажется, он точно никогда им не станет. Он говорит, в этом деле нужна ступенька, нужен кто-то «свой», из писательских кругов, чтобы подставить плечо, протолкнуть, продвинуть. Мне повезло, я нашла тебя. А у него кто? Никого.

У меня что-то склизкое и острое застряло в горле. Будто проглотил угря. Но я изо всех сил старался двигать челюстями как ни в чём не бывало. Отозвался как можно беспечнее: