Сказки сибирских деревень

С той поры опечалился Тимофей, песен не поёт, улыбки не кажет. Родные помалкивают, видят, парню и так тяжело. А Качаня, вроде споначалу обрадовался, что с девицей всё разрешилось, а потом призадумался. Стал выведывать, выпытывать у внучка о встрече с Хозяйкой. Ну, добился всё ж, рассказал ему парень всё досконально. Дед и сам не рад, что просил Золотую Бабу о помощи. Год прошёл, вроде успокоился Тимоха, улыбчивым стал, только в лес зачастил. То ни то, а каждый раз найдёт какую-нить надобу[83], чтобы не около дома работа. А раз пошёл да и пропал совсем. Искали долго, да всё без толку. Качаня шибко горевал о Тимошке. Перед смертью часто бормотал, что он во всём виноват. Ну, знамо дело, решили, что старичок заговаривается по старости лет.

А попозже стали люди примечать, что рядом с Золотой Бабой показывается парень молодой. Симпатичный, улыбчивый, волос рыжий, сам конопатый. Говорят, подручный её, вроде охранника али помощника. Ну, дело понятное, где ж Бабе, хоть и Золотой, за всем углядеть! Хозяйство большое, разве справишься? И ещё приметили — там, где Тимоха с Хозяйкой встречались, находили люди золотишко. Не помногу, а так, вроде клока волос, свёрнутого ровно кудряшечки.

Жемчужный убор Почереды

В давние времена свадебный наряд невесты был очень ярким, красочным. Самым богатым считалось платье алого цвета. К слову сказать, этот обычай сохранился в Индии, где невеста до сих пор надевает платье красного цвета. Мне было интересно, откуда в те времена брали материю таких оттенков. Бабушка говорила, что не помнит точно, что об этом сказывала ей прабабушка. Очевидно, привозили купцы. Единственное, что сохранилось в моих записях — в одном селе (не близком!) были мастера, красившие холсты красной глиной. Как именно это происходило, не могу сказать. Белый цвет (как и в Индии в настоящее время!) считался цветом траура, из него шили саван и одежды для умершего человека. В этом сказе, на мой взгляд, отражено, как произошёл переход (не за один раз, конечно!) от алого брачного наряда у невест к белому.

* * *

Давно это случилось, в стары времена. В одном селе жили по соседству две семьи. Народились у них в один и тот же день по весне мальчик и девочка. Мальчонку стали Жданом звать, потому, как в семье восемь девок росло, и очень хотели родители наследника выпестовать. А девчоночку нарекли Любима, у них, слышь-ка, восемь парней народилось наперёд. Знамо дело, девчушечка в радость была! Вместях[84] они по детству в посконных[85] рубашечках игрались, по двору то у тех, то у этих бегали. Родители на них нарадоваться не могли.

Ну, годочки пролетели ветерками, подросли детишки. Любима заневестилась, Ждан завидным женихом стал. И как-то само собой решилось, что через годик-другой быть им славной парой, соединившись в семью новую.

А в ту пору, дело известное, приданое загодя готовили, и платье свадебное передавалось от матери к дочери. Однако Любима выросла на диковинку всем высокая, под стать Ждану. Почитай, одного роста с ним! Платье материно мало ей вовсе оказалось. Ну, делать нечего, надо новое справлять.

К тому времени, о котором сказ, Любима ладно выучилась вышивать. Среди прочих славилась наипервейшей мастерицей, хотя годами молода была. Пошла она как-то по воду до колодца в аккурат на Покров, а навстречу бредёт старушонка не из нашенских. Девица, знамо дело, поклонилась первой:

— По добру ли по здорову ли, бабушка!

Та в ответ:

— Спасибо на добром слове, красавица!

И спрашивает дорогу до соседнего селения. Ну, Любима растолковала, куда идти, а сама с любопытством думает: «Кто такая? За каким делом идёт?» Но помалкивает, конечно. А прохожая, будто услыхала думки девичьи. Улыбнулась и бает:

— Слух прошёл, что живёт в том селе мастерица известная по шитью. Хочу передать ей секреты своего мастерства. На старость лет осталась я одна, а помру, так и моё наследие со мной сгинет.

— Это кто ж така, эта девица? — спрашивает Любима. — Как зовут, величают?

— Запамятовала я имечко, — улыбнулась старушка, — знаю, что она единственная дочка в семье, а допреж неё восемь парней у родителей народилось.

Тут Любима скраснела малость, но не заробела.

— Не меня ли, тётенька, ищете? Вроде сказано всё о нашей семье.

— А как нарекли тебя, девица, ответь?

— Любимой матушка и батюшка кличут.

— Так и есть! — откликнулась старая женщина. — Имя той мастерицы — Любима! Проводи-ка меня, милая, к избе вашей, потолковать мне надо с твоими родителями.

Странница с родителями пошепталась и осталась у них жить. Имя своё она так никому и не сказала, называют бабушкой и ладно. Любима скоренько науку переняла от постоялицы, почитай за одну зиму. Как-то раз достала старушка из узелка своего дивные бусины.

— Это, — говорит, — из дальних стран привезено. Перлы называются, по-другому — жемчужины, — и одну из них, самую белоснежную, в подарок ученице подаёт.