Сказки сибирских деревень

Ждан голову наклонил, разглядывает диковинки:

— Так что ж, они живые что ли? — Помолчал малость. — Жалко их убивать, однако!

И добавил:

— Почерёду тоже жаль… Такая красавица, а смерть приняла по молодости.

Ожидай насупился:

— Твоё дело, парень! Как хошь, так и поступай.

Стоит в сомнении Ждан, и видит снова Почерёду. Идёт она по воде, как по сухому. Приблизилась и говорит:

— Спасибо тебе, Ждан, за то, что пожалел и меня и тех, в ком зерно речное посеяно. А ещё молодец, что устоял перед моей красотой, не соблазнился! Вот тебе подарок за это. — И подаёт ему мешок заплечный, полный жемчужин. Все, как одна, белоснежные и кругленькие.

Ждан голову опустил да и говорит чуть слышно:

— Не меня надо благодарить, Почереда, а мою невесту, Любиму. Её лицо помаячило передо мной, потому и не дошёл до тебя.

— Хорошо, что не смолчал, — улыбается та в ответ. — За честность возьми подарок особенный для твоей невесты, пусть он поведает людям о чистоте ваших помыслов и верности твоей избранницы. — И подаёт ему жемчужный убор и белейший головной покров — фату — из невиданных тончайших кружев в шкатулочке деревянной.

Ждан принял подарки, поклонился в благодарность и с Ожидаем пошёл восвояси. Со стариком распрощался у избушки, пожелал ему всего доброго и домой направился.

Пока это всё со Жданом происходило, Любима платье успела вышивкой украсить. Вскорости жених возвернулся, мешок-то заплечный раскрыл, невеста и ахнула:

— Красота какая!

На убор и покров полюбовалась, поспрашала, конечно, что да как. Ждан всё без утайки рассказал, честно. Любима ему не попеняла, что забыл обо всём, как Почереду увидал. Поняла, что такая красавица любого смутить может.

Ну, пока в каждой жемчужине дырочку сделали, да пока Любима платье расшивала ими, ещё один годик и пролетел. Получился наряд зело[86] дивный! Жемчуга блистают так, что глаз не оторвать. И приметил Ждан, что вышивка больно схожа с той, что на Почереде он видывал. Но сказать ничего не сказал, не стал Любиму тревожить. Назначили день свадебный. Тут Чужина и засобиралась в путь-дорогу.

— Пора, — говорит, — мне далее идти.

Уж как Любима ни уговаривала, а не смогла остановить старушку. Проводила её до околицы, обняла крепко, заплакала. Прикипела, вишь, к сердцу ей мастерица, будто вторая матушка. Напослед и говорит она страннице:

— Скажи, сделай милость, своё имечко настоящее!

Чужина поворотилась да и говорит:

— Неужто не догадалась? — Отошла к реке, да и молвит: — Почередой люди кликают. Ну, я свой срок отстояла, другая на моём посту теперь, а моя забота одна осталась — мастерство вышивания жемчугом людям передать, чтоб не пропала оно втуне[87].

С этими словами и ушла вдоль бережка.

Ждан с Любимой славную свадебку сыграли. Три дня пировали! Люди шибко дивились на белый наряд невесты, перешёптывались. Однако мать невесты всем рты заткнула.

— Это, — строго высказала, — подарок самой Почереды. Велела она передать, что цвет белый означает чистоту и преданность невесты.

Ну, слукавила маленько, не без этого. Но кто ж мать осудит!

Жили молодые дружно. Деток народили полную избу. И всё, понимаешь, очерёдность у них такая — мальчонку родят, а следом девчоночку. Иной раз только затоскует Ждан, на рыбалку засобирается молчком и уйдёт дня на три. Любима за то его не корила, понимала, видать. Сама не раз печалилась, когда вспоминала молодые годы и уроки мастерства, что сама Почереда ей давала.

Платье Любимы передавалось из поколения в поколение, но никто его на свадьбу не надевал, потому, как женщины такого роста не рождались. Берегли, как память о непреходящем умении. А вот убор и покров надевали все девушки рода, выходившие замуж. Верили, что защитит он будущую семью от всяческих бед.

А жемчуг потом люди добывать стали, научились и вышивать им, и разные украшения изготавливать. По всему миру понесли славу Русские перлы!

Заветные носочки

Жила у нас в деревне старушка одна, Киреевна. Мастериц по вязанию, как водится, в каждой избе полно было, но здесь другой случай вышел. Она, вишь ты, на особинку работала. Все, знамо дело, умели и носки, и варежки, и прочее вязать, но только у Киреевны вещи получались не простые. Бывало, ладит она носочки, так обязательно с выдумкой, и рисунок каждый раз необычный, повторов сроду не делала!

А по соседству с нею жила девушка, Аграфена, а попросту Груня. Сама из себя симпатичная и в работе азартная, но не везло ей с женихами. Первый, слышь-ка, утонул после сговора, второй заболел лихорадкой и в три дня сгорел, а третий и вовсе отказался вдруг от обещания и на другой оженился. Конечно, после всех этих случаев Груня стала призадумываться: «Верно, сглазил кто-то, не иначе!» Ну, грустить стала чаще, с подружками меньше смеяться, всё больше одна да одна.

Пошла она как-то по воду до колодца и повстречала Киреевну. А та давно примечала, что девушка сторонится подружек, одна по грибы да по ягоду ходит. Ну, старушка и говорит:

— По здорову ли ты, девица?

— Спасибо, баушка, — кланяется в ответ Груня, — всё у меня ладно.