Сказки скандинавских писателей

— Понимаете, детки, у солнца нет своего жилища, и оно никогда не заходит, нам только кажется, что оно закатилось. Видали вы когда-нибудь, как садовник поливает грядки в большом саду, когда бывает засуха? Сад — большой-пребольшой, а все растения еще такие маленькие, и вот, когда садовник их польет и уходит в другую сторону, чтобы полить другие грядки, маленьким растениям кажется, что он ушел из сада. А на самом деле он пошел к другим грядкам. Когда садовник с лейкой обойдет все грядки, оказывается, что первые уже высохли и снова просят пить, тогда он возвращается и снова поливает — их из лейки. Круглая крышечка с отверстиями, надетая на носик лейки, блестит и сверкает в лучах вечернего солнца, как будто это другое маленькое солнышко, и тонкие струйки, которые вытекают из дырочек, похожи на лучики. Вся земля похожа на этот большой сад, и мы с вами как будто его растения, а солнышко — блестящий кружок на лейке садовника, и его лучи проливают на нас свет, тепло и дают силу всему живому на земле. Садовник то уходит к другим растениям, то возвращается к нам, а сад у него такой большой, что нельзя отдохнуть ни минутки. Так вот, отыскать дом, где живет солнце, и посмотреть, какое оно вблизи, так же невозможно для человека, как для растения выскочить из земли и побежать следом за лейкой.

Мальчик вздохнул и сказал:

— Значит, мы напрасно проделали весь этот путь?

— Мне кажется, что не совсем, — ответила старушка. — Ведь раньше вы были одиноки, а теперь нашли друг друга, вы избавились от гадких людей, которые воспитывали вас, и, если хотите, можете остаться и жить у меня. Вы полюбили солнце — и правильно сделали.

И по — моему, кое-какую награду за эту любовь вы все-таки получили. Постарайтесь и дальше его любить, постарайтесь брать — пример с моих подсолнечников — они всегда поворачивают головки за солнцем и находят его даже тогда, когда оно прячется за тучами. И еще я надеюсь, что вы когда-нибудь поймете, что солнце и при восходе, и на закате всегда одинаково прекрасно. Потому что любить солнце на восходе, и в полдень, и на закате — вот самая большая мудрость, которой может вас научить такая простая и неученая старуха, как я.

Дети внимательно выслушали все, что им сказала старушка. Не всё они сразу поняли, что слыхали, зато очень хорошо расслышали, что голос у неё был ласковый и добрый, и очень обрадовались, когда она предложила им остаться с нею. Они перестали плакать, и скоро так и уснули рядом с ней, головой на её коленях.

А женщина тихо сидела и смотрела вдаль на море. И заходящее солнце, которое закатывалось за горизонт, чтобы завтра снова взойти на небе, освещало старушку, чье солнце скоро уж должно было закатиться навеки, и детей, чье солнце еще не пробилось сквозь предрассветный туман. Но солнце одинаково ласково смотрело на всех троих — на детей и на старушку, и закат его был величествен и прекрасен.

ГУСТАВ САНДГРЕН ПЕСНЬ МЕЛЬНИЧНОГО КОЛЕСА

Нильс — так звали молодого сапожника, который мастерил деревянные башмаки и собирался стать местным скрипачом после Андерса с Водопада. Пальцы Андерса так свело подагрой, что он перевирал мелодии самых головокружительных полек, когда порой по вечерам случалось ему играть на танцах у мельника. Нильс был надеждой и печалью Андерса, потому что быть скрипачом удел, который выпадает лишь на долю избранных. Нильс играл бойко. Нильс играл хорошо. Но Андерс с Водопада слушал его с грустью.

— Ты слишком скован, — говорил Андерс, поставив одну ногу на скамейку и отбивая ею такт. — Отрешись от всего, малыш! Забрось все мирское в омут и оставайся лишь скрипачом!

— Пожалуй? — отвечал Нильс, не отводя взгляда от мерно покачивавшихся верхушек берез на другом берегу реки. — Играть, что это значит? — размышлял он. — А сапожничать, что значит это? Выстругивая деревянные башмаки по колодке, я часто режу руки ножом и отец клянет все на свете… Мне же всегда хотелось чего-то иного.

— Отрешись от всего мирского! — повторил Андерс с Водопада. — В один прекрасный день ты расслабишься и услышишь, как скрипка поет у тебя под смычком. У тебя есть ритм, ты владеешь смычком, не фальшивишь.

И всё же есть что-то истощающее душу в твоей игре.

Нильс перешел вброд реку и очутился в мерно покачивавшейся березовой роще именно в тот час, когда туман навис над прибрежными лугами. Там его ждала Гудрун.

Окружавшие их колонны берез были белы, а старый осиновый пень, на котором они обычно сидели, блестел, как полированный. Ночной ветерок заиграл в кронах берез, и они зашептали, как тысяча эльфов.

— Ну когда же, когда? — спросила Гудрун и посмотрела вниз на реку.

— Никогда, — ответил Нильс. — Никогда не пойдет сапожник в усадьбу твоего отца и не станет подвергаться унижениям. Этого он не сделает!

— Может, мне бросить свой дом? — спросила Гудрун. — Я охотно пойду на это. Нет ничего на свете, чем бы я не пожертвовала ради тебя.

Но Нильс покачал головой, и на душе у него помрачнело.