Колдун научился этому заклинанию однажды осенним вечером, когда южный ветер из африканских пустынь улегся на отдых в горах Лапландии. Ветер знает все слова, поскольку все слова бросают на ветер.
Только колдун вымолвил эти ужасные слова, как Линдагуль показалось, будто все цветы на пустоши выросли, превратились в деревья и прикрыли её своей тенью. На самом же деле это она опустилась в землю. Миг, и вот уже никто не мог бы узнать её среди тысячи тысяч цветов вереска, которые жили и умирали на вересковой пустоши Лапландии.
— Через две недели, в этот самый день! — пробормотал колдун.
Меж тем как все это происходило на севере, принц Абдерраман блуждал по свету. Не было такой горы в Азии, такой пустыни в Африке, селения или города в южной и средней Европе, которые бы он не обыскал, — но все напрасно. Глубоко скорбя, возвращался принц обратно в Персию, а его верный пес Валледивау бежал за ним следом. И вот однажды случилось так, что пес загнал в камыши утку-крякву, поймал её и принес живой своему господину. Принц хотел убить утку, но она закрякала:
— Подари мне жизнь, а я что-то скажу тебе взамен.
— Я дарю тебе жизнь, диковинная ты птица, — согласился удивленный принц. — Но что ты можешь мне сказать?
— Скачи в Лапландию! — прокрякала утка и тут же исчезла в камышах.
Лапландия? Никогда принцу не доводилось слышать о стране с таким названием. Когда же он спросил, где находится Лапландия, то услыхал в ответ:
— Скачи на север, только на север, и не останавливайся до тех пор, пока не кончится дорога, не кончится лес и тебе не найти будет человеческого жилища с очагом, выложенным из камня.
«Удивительно», — подумал принц, но последовал совету и поехал на север, только на север, и не останавливался, пока не кончилась дорога, не кончился лес и уже не видно было никакого другого человеческого жилья, кроме чумов кочевников. Стоял последний день августа.
Ещё светило солнце, но небо переливалось всеми цветами радуги, дул прохладный северный ветер, а как только он уляжется, ударит мороз.
Принц скакал уже много дней, не видя и следов человека, когда вдруг у подножия высокой горы заметил чум из звериных шкур. Он подъехал ближе, чтобы еще раз задать свои бесполезные вопросы. И вдруг, к неописуемому своему изумлению, обнаружил надпись на склоне горы и прочитал имя «Линдагуль». Колдун высек это имя над дверью горной пещеры, где была заточена Линдагуль, чтобы найти это место, когда он передвинет свой чум.
Принц вытащил левой рукой саблю и хотел ринуться в чум, но в этот миг по дороге, ведущей к вересковой пустоши, предстал колдун.
— Верни мне принцессу Линдагуль! — воскликнул принц. — А не то я отправлю тебя в царство Аримана.
Колдун был хитер и лукавство не раз спасало ему жизнь, но от такой неожиданной встречи он растерял всю свою находчивость. И ничего лучше не мог придумать, как превратиться в песца, который быстрыми прыжками кинулся в горы. Тем самым он надеялся спастись от сабли принца, но он забыл про пса, следовавшего по пятам за своим господином. Лишь только Валледивау увидел, что песец удирает, он стал охотиться за ним. Песец проскальзывал сквозь все расселины и перепрыгивал через все горные пропасти, но Валледивау был еще проворней и настиг песца на самой высокой горной вершине, разорвал на куски и съел его сердце. А как только сердце было съедено, колдуну настал конец. Когда пес вернулся с окровавленной мордой, принц понял, что произошло. Но где же Линдагуль?
Он вошел в чум.
Пимпедора варила оленье мясо, а Пимпепантури спал на мягкой мшистой подстилке, чтобы принести хоть какую-нибудь пользу в ожидании обеда.
— Женщина, — сказал принц, — ваш муж мертв. Отдайте мне Линдагуль, и с вами не случится ничего дурного.
— Вот беда, он мертв, — сказала старуха, как видно, не очень-то опечалившись. — Да настал конец его злобным проделкам. А Линдагуль поищите среди вереска на пустоши. Мой старик превратил её в цветок вереска, а ночью ударит мороз. И тогда принцессе конец.
— О, любимая моя, малютка Линдагуль, неужто ты умрешь нынче ночью! — воскликнул принц и кинулся в отчаянии прямо на поросшую вереском землю необозримой пустоши.
Тысяча тысяч бледно-розовых цветов, как две капли воды похожих друг на друга, ожидали там смерти.
— Подожди, — сказала старая лапландка, — я припоминаю слова, которые превратили Линдагуль в цветок вереска. Мне было жаль это дитя, и я спряталась за камень, поглядеть, что сделает мой старик. И я услыхала, как он говорит:
— Adama donai marrabataёsan!..
— Ах, — вздохнул принц, — что пользы от этих слов, если мы не знаем тех, которые снимают заклятие.
Пимпепантури, решив, что долго нет обеда, вышел из чума. Когда же он услыхал сетования принца, он задумчиво дернул себя за челку и сказал:
— Когда батюшка хотел снять заклятие, он имел обыкновение переставлять слова.
— Да, правда твоя, — подтвердила старая лапландка.
Взобравшись на скалу, принц Абдерраман закричал что есть сил над всей бескрайней вересковой пустошью:
— Marrabataёsan donai Adáma!..