– Льщу, конечно. Вы выглядите как засохшая виноградина, которая сто лет пролежала на столе под палящим солнцем, – едва сдерживая улыбку проговорила я и едва не рассмеялась, увидев на лице леди Ингрид нескрываемый ужас. – Да шучу. Вы правда очень хорошо выглядите как для вековой леди.
– Тьфу на тебя, чертовка, – хмыкнула со смехом она, ткнув меня в ногу своей тростью. – Нравишься ты мне, бестия такая. Люблю веселых девиц. Ты не чета этой фэйри, которая тогда обитала в доме Аргона, облизывая его за звон золотых. Я не вижу твою внешность, девочка, но то, что ты совершенно другая, это ясно как день. Так что отбрось эту дурь из своей головы. Если ты и привлечешь Аргона, то отнюдь не потому, что ты похожа на нее. А как раз потому, что ты уникальна.
– Леди Ингрид, давайте не будем портить еще не начавшийся вечер, – с мольбой в голосе проговорила я. – Нас с лордом Аргоном связывает лишь чертова сделка, которой я обязана герцогу Раверу. И не более того. Ваш внук – очень привлекательный мужчина, я это признаю. Он властный, сильный, опытный и вполне естественно, что мой внутренний мир реагирует на все это, заставляя сердце биться быстрее. Но я забуду его, как только вернусь домой. У меня своя жизнь, у него своя.
– Ну да, так и будет, – усмехнулась леди Ингрид и задумчиво отвернулась к окну, а спустя минуту молчания проговорила. – Люблю я его очень, девочка. Аргон – моя кровь. Столько сама с собой боролась, дура старая. Все свою линию гнула. Столько времени потеряла, столько гадостей его матери и своему сыну наделала, – покачала она с сожалением головой. – И только на склоне лет поняла, что главное – это твои родные. Общество, чужое мнение – да в гроб это все. Главное быть вместе, друг за друга. Вот тогда и общество не указ, и чужое мнение – пустой звук. Ох, столько задолжала Аргону. Одному богу известно, как я жалею, что не была ему раньше настолько близкой, как мне теперь хочется. Никогда не думала, что он вот так поведет себя со мной, старухой склочной, и на старости лет будет мне поддержкой. Я б на его месте выселила бы такую, как я, в дом на краю мира и забыла бы, как и звать-то. А он видишь как, заботится. Хорошо его воспитала моя невестка, земля ей пухом. Очень надеюсь, что найдется девушка, которая счастливым его сделает. Такая, чтоб ни титул, ни положение его в обществе, ни деньги не важные его были. Чтоб то, что вот здесь, внутри, – она сжала судорожно руку в кулак и приложила к груди в области сердца, – чтоб только оно волновало ее и ничего более. Чтоб как у родителей его было все. Вот когда буду знать, что нашел он такую, тогда уже и не будет смысла далее топтать эту землю. Устала, – тихо прошептала хриплым голосом. – Туда уже хочу, – указала наверх трясущейся рукой.
– Ну, вы что такое говорите? – изумленно проговорила я, проглотив комок в горле после услышанных слов.
– То и говорю, – выдохнув оборвала она меня. – Молодая еще ты, не понимаешь, что в жизни за все бороться надо. За то, от чего твое сердце заходится в сладком биении, за то, чего хочешь, за то, что «счастьем» зовется. Пока молодая бороться надо. А потом уже это все значения не имеет. Потом только могильной плиты размер уже иметь будет значение и ничего более. Так что не загоняй в клетку сердце, заставляя его идти по пути, который разум рисует. Живи, люби, обретай, выпивай каждый свой день с таким наслаждением, словно он последний у тебя. Вот тогда и поймешь, что важно лишь то, что в твоих венах течь яд начинает, едва только глаза одного единственного мужчины встречаются взглядом с твоими глазами. Сейчас все продают в погоне за звоном золотых, – хрипло проговорила она, вцепившись в набалдашник трости дрожащими руками, – честь, гордость, любовь. Обмельчали все до невозможного. А что он заменит, звон-то этот? Неужели сладкое замирание сердца от касания руки любимого может сравниться с ценой побрякушки, висящей на твоей шее? Миром начинают править похоть и деньги. Сама такая была, сколько думала, что это все важно – положение в обществе и вся эта требуха никому не нужная. Ан нет, нет в этом счастья, девочка. Сколько богатых я повидала, и столько же среди них несчастных. Кроме того, кто может утром проснуться с тем, кто дороже всего на свете. Дороже денег, положения в обществе и всего материального. Душа, она ведь живая, ей подпитка нужна отнюдь не звоном золотых монет, а тем, что может даровать лишь тот, кого ты любишь.
Леди Ингрид смахнула быстро побежавшие по щекам слезы, я же, нахмурившись, перевела взгляд в окошко, за которым мелькали картинки ночного города. Всю оставшуюся дорогу мы обе молчали, погруженные каждая в свои раздумья. Любовь. Если любовь, то только взаимная. С этой мыслью я передернула плечами, словно сбрасывая наваждение, навеянное словами леди Ингрид.
– Вот и приехали, – прокряхтела она в этот момент. – Пойдем, – опершись на руку открывшего дверцу слуги, она кивнула мне, приказывая идти следом.