Через полчаса мы отворили калитку в дощатом заборе и гурьбой вошли на полутемный церковный двор. Впереди виднелась невысокая деревянная часовенка, окна в которой были забраны частой металлической решеткой, с аккуратной пристройкой — жилищем местного попа.
— Во имя Господа! — кулак Браво гулко ударил в церковную дверь. — Отче, будь милосердным, отвори бедным путникам!
Ответом были мгновения напряженной тишины. Затем послышался скрип половиц, тихий шорох, и в окне на мгновение мелькнуло чье-то бородатое лицо. Затем все опять смолкло.
— Святой отец! — снова заколотил в двери Максим. — Пусти переночевать!
Но все без толку: поп, видать, успел разглядеть за окном наши лица и почел за лучшее затихариться.
— Кончай колотить, Максим, — попросил я. — А тот как бы он за ружьем не сходил. Пошли отсюда.
Следующий час мы провели, прячась от ледяного ветра внутри бетонного короба автобусной остановки. По ходу этих посиделок мы раззнакомились с припозднившимся местным мужиком (он представился дядей Толей), который угостил нас куревом, а заодно повел с нами вот какой разговор:
— Вы, парни, случаем не та молодежь, которую пригнали наше болото охранять?
— Ну… — начали мы, не зная еще, что выйдет из этой беседы. — Может, и так. А ты почему спрашиваешь?
— Хочу, парни, чтобы вы знали… — тут дядя Толя вынул изо рта “Приму” и смачно сплюнул прямо себе под ноги. — Знали, что тут на самом деле творится! Вы что себе думаете — вы заповедник приехали охранять?
— А… — от такого захода мы поначалу несколько прихуели. — А разве нет?
— Нет, — спокойно и немного печально ответил дядя Толя. — Нету тут никакого заповедника! Раньше ведь как было? Выйдешь на болото — вот тебе и зверь, и рыба, и ягода, и грибы. А сейчас что? Отравили нашу землю, под корень все извели!
— Кто отравил? — не поняли мы. — Дядя Толя, ты о чем?
— Заповедник этот — сплошная фикция! Каждый четверг с Псковского военного аэродрома летают самолеты и бросают в топь бочки, в которые налито неизвестно что. А охранную зону сделали, чтобы людям на болото ходить запретить. Наши до туда добирались, говорят — там в озерах вода с серебристым отливом, а вся рыба, какая есть — с синими глазами и сплошь в гнойниках. Химия это, точно вам говорю! Смерть на болотах!
Дядя Толя говорил размеренно и тихо, но бетонный купол остановки усиливал его слова — они падали, словно бетонные глыбы. Иногда наш собеседник на секунду прерывался, чтобы сделать пару затяжек, и тогда багровый огонек сигареты подсвечивал его лицо — бледное, с иссиня-черными кругами вокруг глаз.
— Обманули вас, — твердил дядя Толя. — Свалку химических отходов направили охранять! Так что будьте осторожнее, местные вашу контору и все с нею связанное здорово ненавидят. Если узнают, что вы здесь — добра не жди. Так что я вас предупредил, а дальше своим умом действуйте. Я все сказал, а теперь бывайте[231].
После такого напутствия мы почувствовали себя в Подберезье совсем уже неуютно. Поэтому я пошел в местную больницу и стал просить пустить нас на ночлег, а свою просьбу мотивировал так:
— Девушка, — обратился я к дежурной сестре, — я фельдшер из Питера. Мы тут с товарищами подрядились болота охранять, только до добра нас это не довело. Может, пустите нас переночевать в коридоре? А не то поутру нас все равно к вам доставят!
— Это почему же? — удивилась сестра.
— Мы местным не нравимся, — ответил я. — Так что лучше пустите нас сейчас, пока вам лишней работы не сделали.
Честно сказать, я не особенно верил в успех. Но нам повезло — милосердная сестра не только пустила нас под защиту больничных стен, но и выделила нам палату на четверых, два таза горячей воды, мыло и четыре комплекта чистого постельного белья. Кое-как умывшись и сбрив щетину, мы вытянулись на белоснежных простынях и некоторое время просто лежали, не в силах поверить своему счастью.
Я не лежал на нормальной кровати больше месяца, так что мне не пришлось особенно себя уговаривать — не прошло и десяти минут, как я уже спал. Мне снились бескрайние топи, шум винтов и рыба с синими глазами.
К полудню мы были в Локне. Здесь наши пути разошлись — Браво и Тень решили двигать в Питер по трассе, а мы со Строри задумали распродать остатки формы и попробовать добраться до дому на поезде. Стоя неподалеку от автобусного вокзала, мы заключили между собой пари: кто из нас доберется до Питера первым?
Пожав на прощание руки, мы разошлись в разные стороны — мы со Строри двинули к железнодорожным кассам, а Браво и Тень направились к посту ГАИ, расположенному на выезде из города.
Поначалу дело у нас не заладилось: нам удалось вписаться только в поезд до Сущево (станции, с которой мы месяц назад начали свой путь). Здесь нам предстояло продать оставшийся у нас единственный комитетский бушлат и Строрины болотные сапоги — с тем, чтобы выручить деньги на билеты до Питера. В расписании поездов было здоровенное “окно” (ближайший поезд на Питер был в девять вечера), так что времени у нас хватало. И пока мы решали насущные вопросы, с нами приключились две прелюбопытнейшие истории.