Для начала перенесемся на Витебский вокзал, в городской штаб Елочной Кампании — небольшое помещение на первом этаже, вход в которое расположен посреди обширного зала ожидания. В этом же зале находится отгороженный ширмой шалман, оборудованный барной стойкой и несколькими бильярдными столами. Посреди зала уходит наверх (к платформам и отделу транспортной милиции) здоровенная лестница, в теле которой расположено помещение штаба. Это вытянутая комната с длинным столом и ржавым распределительным щитком, косо прикрученным на стену в дальнем от входа углу. Вдоль стола поставлены низенькие деревянные лавки, на пол брошен изъеденный временем линолеум, стены выкрашены в тошнотворный желтушечный цвет. Под самым потолком закреплены две пыльные лампы дневного освещения, распространяющие по комнате ритмичное жужжание и потоки холодного искусственного света. С дальнего, противоположного к входу торца стола располагается место оперативного дежурного: массивный стул, телефон и несколько глубоких ящиков для документов. В одном из них мы хранили так называемый “инспекторский чемодан”[232]: скопившиеся за несколько кампаний кипы приказов губернатора и комитетских постановлений, пачки заполненных протоколов, чистые бланки с Комитетскими печатями, отчеты инспекторских групп, жалобы граждан, доносы и многое другое.
Там же хранились ручки, карандаши, копирки и сверкающая россыпь латунных скрепок. Если порыться в чемодане хорошенько, можно было отыскать завернутую в обрывок бумаги пятку плана или старый шприц со следами высохшей крови.
Изначально план кампании был распланирован так: наши дружинники, инспектора и личный состав бойцов ОПОРГ распределятся по соответствующему количеству вокзалов, чтобы работать под жестким контролем проверяющих из числа наших старших инспекторов. Именно такую схему Крейзи обрисовал нашему руководству, со свойственной ему решительностью скинув со счетов самое важное: человеческий фактор. Давайте посмотрим, к чему это привело.
Во время этой кампании с нами рука об руку работала пара ОПОРГ, которые уже неоднократно упоминались по ходу нашего повествования. Ради сохранения доброго имени этих коллективов мы не станем прямо упоминать их в этой (хулиганской, наркотической, аморальной и т. д.) книге, а лишь дадим намеки, по которым участники этих организаций смогут узнать себя и отличить друг от друга. Стоило бы, конечно, прямо написать о делах этих людей, но у меня нет на то их разрешения. Так что вместо открытого признания заслуг в сегодняшнем меню будет малая толика конспирации.
По ходу текста мы будем использовать такие формулировки, как ОПОРГ№ 1 и ОПОРГ№ 2 (нумерация дается в порядке нашего знакомства с представителями этих организаций). ОПОРГ№ 1 в достаточной степени описана в главе “Солнце у ворот”, а в отношении ОПОРГ№ 2 мы находим возможным обозначить фамилию их тогдашнего руководителя (им был некто А. Гребнев). Надо сказать, что у представителей этих организаций был немного разный подход к нашему общему делу. Например, представители ОПОРГ№ 1 редко предоставляли своих бойцов для работы в штабах или для перронного пикетирования. Вместо этого в штаб каждое утро являлись руководители нескольких “боевых троек” (трезвые, несмотря на близящийся Новый Год) и объявляли: — Сегодня мы берем направление на Вырицу!
— Хорошо, уважаемые, — кивал я, делая у себя в журнале специальную пометку: “маршрутов на Вырицу на сегодня нет”.
Это было оправданной мерой, так как вечером в штабе появлялись те же самые люди (все еще трезвые, чего мы были просто не в силах понять), чтобы сообщить:
— По направлению на Вырицу все чисто!
— Спасибо, уважаемые, — отвечал я, при этом помечая в уме, что теперь на всем протяжении от Питера до Вырицы нет ни одного нелегального елочного базара. Только полные сломанных елок покосившиеся клетки, до смерти перепуганные хачики и трясущиеся от ужаса цыгане. “Протоколов” об этом нам, разумеется, не перепадало, но это было и не нужно — здесь соблюдался дух, а вовсе не буква закона.
Представители ОПОРГ№ 2 занимали принципиально иную позицию. Товарищ Гребнев выделил для обеспечения безопасности штабов и оперативной работы около двух десятков своих бойцов, позволив нам высвободить значимую часть собственных инспекторов для участия в так называемых “мобильных группах”. Кадрам Гребнева следует отдать должное: это были исполнительные, дисциплинированные, малопьющие и чуждые употреблению наркотиков люди. Увидав, что руководство кампании в нашем лице синячит, как проклятое, приданные нам бойцы даже глазом не повели. “Раз пьете, значит, вам можно!” — констатировали они, и больше мы к этому вопросу не возвращались. Работали эти парни четко и слаженно, словно хорошо отрегулированные часы. Всего один раз из-за людей Гребнева возникли проблемы, когда им вдруг приспичило устроить “инициативную акцию”. Вышло это так.
— Мы хорошо работаем? — обратился ко мне один из ихних бойцов. — Вы нами довольны?
— Нет слов! — ответил я. — А почему вы спрашиваете?