Сказки тени (СИ)

Любовь к людям обременяла брата. Отец людей не любил. Большинство дэви относились к ним, как к милым, пусть и неразумным детишкам,, и Оэлун не был исключением, но Юнсан... Оэлун так и не придумал, что же с этим делать, но всё равно беспокоился, и это, возможно, было самым ярким чувством, которое он испытывал.

Они продолжали идти по пустому тронному залу. Каждый шаг Оэлуна оставлял за собой кровавый след, но Юнсан этого будто не замечал.

— Второй головы у меня точно не появится, Оэ.

— А было бы занятно. Представь себе: съел жемчужину другого дракона — и заполучил его голову. А потом ещё одну.. И какая бы отвечала за что, ты не задумывался? Если их две, то кому достанется здравый рассудок, а кому…

— Оэлун?

— Так какова она на вкус, отцовская сила?

— Твоя рука, Оэлун.

— Ну скажи! Тебе больно?

— Оэ, у тебя кровь.

Оэлун покосился вниз и обнаружил, что рука, в которую Заан влил кровь, стала совершенно чёрной. Выругавшись, Оэлун задрал рукав, и из раны хлынуло что-то тёмное, вязкое, обжигающее. Каждая капля, падая на пол, разъедала мрамор, обращая его в ихорозное месиво, расползаясь от Оэлуна по стенам, оплетая Юнсана, который молча смотрел на брата.

— Ты совершил самоубийство, Оэлун.

— Юнсан!

Оэлун рванулся, чтобы схватить брата за рукав, но поймал лишь воздух. Чёрный ихор поглотил Небесный дворец, и Оэлуну пришлось двигаться в темноте наощупь, безрезультатно пытаясь вспомнить, как выглядит дом, в надежде, что это поможет вернуться. Или найти брата.

«Посмотри, как было прекрасно небо, Оэлун».

***

Он сидел на утёсе, свесив ноги. Чёрный ихор капал с его пальцев. Оэлун так задумался о том, что произошло, что не сразу заметил серебристого дракона, летевшего в его сторону. Рухнув рядом, тот обернулся разъярённым братом.

— Как ты мог, Оэ?

Оэлун взглянул на его лицо с усталой насмешкой. Накал чувств ему определённо вредит.

— И я тебя рад видеть, Юнсан.

— Не заговаривай меня. Совет приговорил тебя к изгнанию, Оэ! Я видел, что ты не смог вернуться к Небесным дворцам.

— И лун-ван ничего не может с этим сделать, разве не занятно? — Оэлуна это не беспокоило, он даже улыбался. — В этом мире есть вещи, которые нам с тобой неподвластны. Вот так живёшь, занимаешься своими делами, и в один прекрасный день просто не можешь вернуться домой. И ведь никто не пришлёт тебе скрижаль с обвинениями. Довольно забавно.

— Это не шутки. Ты перестал появляться в зале Совета.

— А я начинал? Впрочем… Рад, что Совет заметил моё отсутствие. Возможно, однажды вы начнёте ценить то, что я делаю, и перестанете вставать на дыбы, когда я занят не тем, что вам нужно.

— Оэ… Разве сложно было изучать всё, что тебе интересно, и выполнять свои обязанности?

Оэлун тихо рассмеялся.

— О, ты совсем не меняешься. В детстве читал нотации о том, что нельзя воровать отцовские книги, теперь пытаешься вернуть на путь истинный, как будто только тебе известно, где лежит этот путь. Так... мило. У лун-вана действительно нет других занятий, Юн?

— Да что ты изучаешь?!

— Круг перерождений. Истоки. Жизнь. Смерть. И бессмертие. — Оэлун повёл плечами. — Не переживай, мне вполне комфортно в Цияне, брат.

— Ты настроил всех против себя.

— Мне пора начать беспокоиться? Дэви пойдут на меня войной?

— Оэ… Если я умру, что ты будешь делать?

— Вернусь. — Оэлун наконец встретил свирепый взгляд брата и оскалил клыки в хищной, холодной усмешкое. — Забавно было бы, как считаешь?

— Это не так устроено.

— Вот мне и интересно, почему это устроено именно так, брат? Не переживай. Ты достоин короны царя драконов больше, чем я. Жалко только, что прогуляться по дворцу больше не получится… С другой стороны, знаешь, как много видят звёзды по ночам?

— Ты… невыносим. Обещай мне, что никогда не пойдёшь в Сораан. Я не смогу тебя вытащить. Не повторяй судьбу тех, кто заигрывал с Бездной, пожалуйста.

— Это ты про отца?

Юнсан оторопел.

— У меня ещё есть голова на плечах, — рассмеялся Оэлун. — Его скелет — неплохое напоминание о том, чего делать не стоит. Занимайся своими обязанностями, брат.

— Ты не пойдёшь к Заану?

— Разумеется, нет.

— Ты врёшь.

— Что?

— Ты всегда врал, Оэлун.

— Юнсан?

— Ты убил себя, брат.

Прежде, чем он успел вскочить, Юнсан обернулся в дракона, и острые когти нанесли первый и последний удар, разрывая на куски его тело.

«Посмотри, как прекрасна Бездна, дэв».

***

Он очнулся в тронном зале Сораана, оплетённом живыми ветвями.

Первая задумчиво стояла, склонившись над Оэлуном, и рассматривала его, совершенно забыв, что нужно моргать. Неживая. Это лицо, этот голос, каждое её движение — просто маска, пустая и в пустоте своей невозможно красивая.

Оэлун хотел подняться, но рука провалилась под пол, венами врастая во что-то живое, во что-то мягкое, как воск, и плотное, как зернистые грани базальта. То, что казалось ему ихорозной грязью, на самом деле имело набор устойчивых свойств: сотни слоёв и вариаций тени, похожих и слегка различающихся.

— Ты странный, дэв.

— Удивила.

— Ты убил себя.