Сказки тётушки Старк

— Так ли это важно сейчас? — обида жжет грудь и я повышаю голос. — Важнее всего, что вот-вот от Вашего имени казнят светоч, чьи произведения будут помнить веками! Умоляю. Отправьте в ссылку, закройте дорогу в Лондон, отстраните от двора, но не лишайте Англию…

— Говорят, что эта пьеса была написана по твоему заказу, — холодно замечает Ее Величество и я понимаю, моя горячность дорого встанет.

— Приму любое наказание, — смиренно склоняю голову.

— Даже смерть? Пойдешь ли ты на плаху вместо Меннерса?

Я уже и забыл, как она бывает жестока, наша добрая королева Бесс.

— Даже смерть, — киваю. — Пойду куда прикажет моя королева.

— Уйди с глаз моих и больше не появляйся при дворе. Роджер проведет всю свою жизнь в замке Аффингтон под надзор своего дяди.

— Милостивая… — я готов упасть на колени и целовать подол ее платья. Я готов упасть и больше не иметь возможности встать, захлебнувшись слезами облегчения.

— Уйди, — едва слышно приказывает Елизавета и я больше не смею испытывать ее терпение.

***

Я рискнул всем, чтобы свергнуть Сесила. Втянул Фрэнсиса и Роджера, даже подпустил католического шпиона слишком близко и чуть не потерял труд десятка лет. И ведь даже не Шекспир нас предал, удивительная верность для католика. Слуга Меннерса, Том, такой не обладал. Хотя, когда Уильям только признался, я чуть было не прикончил на месте этого безродного сына перчаточника, но…

Роджер пишет новые пьесы про древних шотландских танов и заговоры, про римских полководцев и жизнь в изгнании. Его сюжет становятся все мрачнее, разница с комедиями Шекспира все заметнее. Да Уильям их и не пишет больше, занимается театром. Зато сонеты…

«О, как тебе хвалу я воспою,

Когда с тобой одно мы существо?»2

Дамы вздыхают и шевелят губами, когда читают эти строчки, юноши цитируют их возлюбленным дабы добиться благосклонности. Все почему-то решили, что это романтический сонет. Но я-то знаю.

Знаю, что они оба никогда не будут прежними и с ужасом боюсь застать смерть хотя бы одного.

2020

Тоска

Тоска — это всего лишь слово. Оно никогда не расскажет почему кусок в горло не лезет и за неделю теряешь с десяток килограммов. Не поведает почему никак не заснуть, хотя будильник прозвонит через сорок минут, а ведь уже никакая тоналка не справляется с синяками под глазами.

Тоска — слово не способное передать зуд, словно песчинка под веко попала и царапает роговицу и никакие капли не вытащат ее оттуда, пока не прорыдаешься. Час-два-три от соли щиплет щеки и уголки глаз. Три-четыре-пять пока голова не начнет трещать по швам и не заснешь от бессилия, чтобы через полчаса проснуться от чертового сигнала «пора на работу».

***

— Ты скоро? — приглушенно доносится из-за двери вместе с скрипом новых кед об пол. Даже видеть не нужно, чтобы знать: он теребит потрепанный рукав рубашки, садится на кровать и нетерпеливо трясет ногой.

— Пять минут, — выдох и сигаретный дым попадает прямиком в отражение. Окурок летит в ванную.

Она мажет губы помадой, залезая за границы контура, зависает на секунду. Плевать и так сойдет это — гранж, детка. Глоток водки обжигает горло, недостаточно. Пусть будет два. И туши побольше на ресницы, а то половина осыпалась под глаза. Или это синяки? Кожа краснеет в месте где неосторожно царапает ногтем. Черт! Ладно, плевать.

— Долбаные фотографы все равно снимут так, будто я жирная уродина, — Лив распахивает дверь ванной с такой силой, что ручка попадает в будто бы специально вырезанную вмятину в стене.

— Срать на них, красотка, — Клайв действительно сидит на кровати, поднимается и подходит близко-близко. Так, что в дыхании чувствуется запах алкоголя.

— Рок-звезде можно, — она фыркает и мгновенно обнимает, запускает руки под рубашку, сжимая в кулаки футболку, пахнущую потом.

— Жене рок-звезды можно еще больше, — он шепчет в висок, целует в лоб. — Ну, давай забьем и не пойдем, м?

— Забьем, а потом пойдем.

— Для блеска в глазах, — кивает жене на прикроватную тумбочку, где каждому приготовлено по дорожке кристального удовольствия.

— Во сколько, говоришь, начинается церемония?

Они, конечно же, опаздывают. Целуются на заднем сидении лимузина, так что теперь его губы измазаны красным не по контуру и Лив заливисто смеется.

— Тебе идет, оставь так, — и слезы утирает, размазывая тушь. — Тут есть шампанское!

И они открывают Кристалл, разливают половину бутылки на пол, а половину все-таки в себя, друг в друга и плевать, что организаторы рвут и мечут. Фотографы хотят получить свою порцию пирога от Клайва Келвина и они получат, если тому будет до них дело.

— Как я выгляжу? — спрашивает Лив, за секунду до того, как открывается дверца машины и фанатские визги заглушают ответ мужа.

Она едва сдерживает смешок, заметив размазанную помаду на его подбородке. А Клайв крепко держит ее за руку, не позволяя отойти ни на метр. Если фотографы хотят, пожалуйте, но на каждой они будут вместе. Стив говорил, что отдельно его фото стоит дороже, агенты всегда такое знают. Ну ничего, переживут. Лив таки тянется оттереть алое пятно, а он снова целует, безумный.