Сказки Вильгельма Гауфа

— Я с ранних лет воспитывался у дяди моего Эльфи-бея в Каире. Родителей своих я не знал. Будучи смертельно ранен, басса бежал от напавших на него врагов; я следовал за ним. Тут он мне открыл тайну моего рождения: он сказал, что я не племянник его, а только воспитанник, что я сын владетельного принца, который отдал меня ему на воспитание вследствие предсказания, что до моего совершеннолетия при дворе отца моего мне грозит опасность. Он мне не назвал по имени моего отца, но строго приказал выполнить его повеление, а именно когда мне исполнится двадцать два года, то на четвертый день следующего месяца быть у известного столба Эль-Серуя, куда на восток от Александрии четыре дня пути.

Там сказал он, будут ждать меня люди, которым я должен вручить кинжал, полученный от него, и сказать им: «Я тот самый, кого вы ищете». Если они мне ответят: «Слава Пророку, сохранившему тебя», — то я могу за ними без робости идти, они приведут меня к отцу.

Наш мастеровой был очень поражен таким рассказом. Ему даже стало завидно: «почему же он царский сын, а не я?» — подумал он. «Чем я хуже его?» — и он оглядел сверху донизу спутника своего и, не смотря на все его преимущества перед Лабаканом, — последнему в самообольщении своем казалось, что сам отец принц обрадуется ему даже более чем сыну своему.

Мысли эти занимали Лабакана весь день; он лег с ними спать и с ними же проснулся на следующее утро. Омар спокойно спал. «Он спит, ему снится счастие и радость», — подумал Лабакан, и ужасная мысль запала ему в голову: убить Омара, отнять кинжал его и вместо него явиться принцем самозванцем на указанное место.

Но на такое злодеяние он был не способен, убить человека он не мог; он отнял у сонного кинжал, оседлал его ретивого коня и ускакал, прежде чем тот проснулся.

Это был первый день месяца рамазана; ему было еще четыре дня срока, хотя доехать до столба Эль-Серуя можно было и в два. Но он спешил, боясь как бы не нагнал его настоящий принц.

На следующий день под вечер Лабакан увидел условный столб; он стоял на небольшом холме среди необозримой пустыни. У Лабакана забилось сердце: ему было и жутко и радостно; хоть он и был в себе уверен, а все-таки ему становилось подчас страшно, сумеет ли оно так искусно прикинуться, чтобы ему поверили?

Переночевав в пустыне, он на другое утро издали завидел какое-то шествие. Народу было много, верблюды, лошади, все было пышно и торжественно. Лабакан понял, что это шли его встречать. Весело ему стало, а между тем совесть его не была покойна. Он успокаивал себя тем, что вернуться было уже поздно, что он слишком далеко зашел. «Не ударим лицом в грязь, ободрял он себя, — не плоше других сумеем быть королевским сыном».

Шествие остановилось на ночлег невдалеке от него. Дождавшись утра, он весело вскочил на лошадь и во весь дух поскакал к холму. Доехав туда, он слез, выдернул заветный кинжал и пошел пешком. У подножья высокого столба стоял рослый и величавый старик и с ним еще шесть человек. Он был в золотом кафтане, подпоясан белою шалью, на голове белая же чалма, украшенная дорогими каменьями.

Лабакан подошел к нему, и с низким поклоном, вручая ему кинжал, проговорил условные слова:

— Я тот самый, кого вы ищете.

— Слава Пророку, сохранившему тебя, — отвечал ему старик со слезами радости, — обними же отца своего, дорогой сын мой Омар!

Портной был очень растроган такою речью и бросился в объятия принца.

Но непродолжительна была его радость. Выйдя из объятий старца, он увидел подъезжавшего к ним всадника, который погонял и шпорил лошадь изо всех сил; но она не прибавляла шагу. Лабакан узнал свою Марву и настоящего принца Омара. Но он не унывал и решил упорно отстаивать свою ложь.

Верховой издали махал руками; подъехав к холму он слез.

— Стойте, стойте! Остановитесь! — кричал он. — Я Омар, я, а не он! Этот негодяй обманывает вас!

Все стояли в удивлении, не понимая, что это означало.

— Отец и покровитель мой, — начал Лабакан, стараясь казаться спокойным, — не смущайтесь его речами, это помешанный портной: он мне сам говорил, что он портной родом из Александрии и что зовут его Лабаканом.

Это взбесило принца. Не помня себя от злости, он было бросился на Лабакана, но окружающие остановили его.

— Ты прав, что он помешан, — сказал старый принц, — свяжите его и усадите на верблюда, — продолжал он, обращаясь к своим слугам — посмотрим быть может, он у нас и оправится.

Принц не выдержал и заплакал.

— Я уверен, что вы мой отец. Умоляю вас именем покойной матери моей, выслушайте меня!

Но старый принц его более не слушал; взяв Лабакана под руку, он сошел с ним с холма. Внизу их ожидали лошади, оседланные, разукрашенные и накрытые богатыми попонами. Все уселись и торжественное шествие двинулось в обратный путь. Несчастного принца посадили связанного на верблюда и двое конных ехали по сторонам.