– Давненько же ты не заглядывала, в таком случае! Я уже начал надеяться, что ты и вовсе про меня забыла!
– И не надейся, дорогой! – пропела женщина, глядя Управляющему прямо в глаза. – Ты сам меня впустил, сам и держишь. Чего же ты хочешь, в таком случае? Захотел бы – давно бы избавился… А раз не делаешь этого, значит, я тебе нраааааавлюссссссь… – И Одержимость уселась на колени Управляющего, развязывая его галстук и расстегивая верхние пуговицы рубашки. – Ты так устал, милый… Ты много работал… Ты заслужил отдых…
– Нет, нет, нет, уйди! Я только-только все наладил! Ты мне не нужна, отстань! – слабо сопротивлялся мужчина в кресле.
– Ты хочешь забыться не от радости, а от боли? – прошипела Одержимость, и ее длинные блестящие когти, став еще длиннее, с легкостью проникли в грудь Управляющего, и стиснули его сердце…
На следующее утро впервые очередь у галереи Художника разошлась, устав ждать открытия, и ругая безалаберных хозяев. А самому Маэстро мальчик принес записку от партнера со словами:
«Прости друг, я упал и разбился. Через пару дней все будет в порядке!»
Почерк был корявый, буквы прыгали, и Художник, преисполнившись сочувствием, собрался пойти и узнать, как там дела. Однако мальчишка сказал:
– Велели передать на словах, чтобы вы к ним, стало быть, не ходили, а заказы выполняли. Они болеют, открыть не смогут, но у них все есть.
– Странно как-то, – подумал Маэстро, но все-таки остался, как его и просили.
На третий день Управляющий появился. Он был энергичен и свеж, и ничто в его облике и поведении не напоминало о его падении.
И все пошло по накатанной – Художник работал, Управляющий продавал картины и создавал популярность, однако странные падения и недомогания случались все чаще и чаще. Башня становилась все выше, стены ее – все толще, а маленький садик – все меньше…
Как-то раз в открытое окно мастерской на вершине башни залетела большая белая птица. Покружив под самым потолком, она уселась на мольберт, и принялась изучать одухотворенное лицо Художника.
– Что ты сделал со своей жизнью? – раздалось вдруг у него в голове.
Он вздрогнул от неожиданности и выронил кисть.
– Как что? Я работаю… творю…
– А что еще осталось в твоей жизни, кроме работы? – продолжала птица. Бестелесный голос, явно принадлежавший ей, был полон сарказма.
– Но я люблю свое дело, и сейчас у меня есть масса заказов. Это так здорово! Мои картины нужны людям!
– Так они и раньше были нужны, – хмыкнула гостья, глядя на собеседника левым глазом вместо правого.
– Нет, это совсем не то! Раньше мне приходилось писать на заказ то, что прикажут, и получать за это копейки. А сейчас я сам выбираю темы для своих картин, и люди готовы хорошо платить за них! И все благодаря Управляющему! Он так здорово организовал наше дело!
– А когда ты последний раз просто гулял с друзьями, не вздрагивая каждую секунду от того, что тебя выдернет твой Управляющий? Когда ты просто любовался на звезды? Работал в саду? Да нормально спал, в конце концов? Тебя ветром шатает, а в твоей жизни не осталось ничего, кроме работы!
– Вот это неправда! Я ездил к морю, – начал закипать Художник.
– И не отходил от мольберта! – обвиняющим тоном произнесла птица, наставив на Маэстро крыло.
– И еще – в горы…
– Да, и не отходил от мольберта! – тем же тоном продолжала гостья.
– Но там были срочные заказы! – запротестовал Маэстро. – И вообще, почему я должен оправдываться перед какой-то пичугой! Наверное, я действительно переработал, если уже говорящие птицы мерещатся!
– Я не мерещусь! – фыркнула странная собеседница. – Меня, между прочим, твои друзья послали, когда потеряли надежду до тебя достучаться. – С этими словами птица пару раз не больно, но чувствительно клюнула Маэстро в макушку, как будто постучала в запертую дверь.
– Но-но! – возмутился он, потирая голову. – Я бы попросил!
– А что с тобой делать, если ты по-другому не слышишь? – птица была настроена крайне решительно. – Ты хоть имеешь представление о том, как нужно тебя любить, чтобы прислать к тебе Вестника? Ведь мы далеко не всегда отправляемся в путь, только если ситуация совсем уж критическая!
– Что, все и правда так плохо? – упавшим голосом спросил Маэстро.
– Сам посмотри, – проворчала Вестница. Откинув голову назад, она позволила небольшому хрустальному флакончику в серебряной оправе скользнуть поверх пышных перьев на груди. – Возьми, это – Эликсир Истины. Пару капель, не больше, – предупредила птица, когда Художник осторожно снял маленькую вещицу с тонкой цепочки на птичьей шее.