А для Маэстро многое оставалось неизменным – контроль со стороны Управляющего, все новые и новые заказы, почти слившиеся во едино дни и ночи… И – обещанный большой заказ, которого люди терпеливо ждали почти год, поскольку Управляющий все оттягивал и оттягивал начало работ. То не было достаточно материалов для рам, то ему следовало поучиться тому, как их правильно размещать, то нужно было настроиться на заработок миллиона золотых монет. Словом, люди ждали, а Художник, который не мог не выполнить данное обещание, все продолжал сотрудничать со своим партнером.
При этом, Маэстро не мог предугадать, когда Управляющего накроет вновь. Просветы, когда Одержимость не мучала его партнера, бывали довольно долгими. И тогда он с утроенной энергией начинал заниматься делами и подстегивать Мастера.
Но так не могло продолжаться вечно. Маэстро почти выполнил большой заказ, полотна были написаны, и частично отправились к клиентам. Долгие беседы с Вестницей помогли увидеть выход. Художник решил уволить Управляющего, и выбирал подходящий момент для разговора.
– Ну, вот еще несколько картин напишу – и тогда уж точно скажу ему! – говорил он птице, которая в очередной раз прилетела в гости.
Вестница вздыхала, всем своим видом выражая недоверие.
– Ты уже давно все решил, чего тянешь? – укоризненно говорила она.
– Как ты не понимаешь? – горячился Художник. – Я столько лет творил, не получая за это достойного вознаграждения! Я стал известен, благодаря Управляющему! Мне, по меньшей мере, нужно найти кого-то, кто мог бы взять на себя его часть работы! Я сейчас потихонечку присмотрюсь, кто бы это мог быть, а уж тогда…
– Маэстро, ты ведешь себя так, как будто это он – твой хозяин, а не ты нанял его! – И Вестница, махнув крылом на метания души нашего героя, выпорхнула в окно.
– Эй, постой, ты куда? Ты считаешь, что мне нужно его уволить как можно скорее, да? – закричал он ей вслед.
– Сам решай! – донеслось издалека.
Прошел день, затем другой, минул третий, Вестница перестала появляться, а Управляющий все чаще и чаще подводил Художника.
Как-то раз, получив очередную записку о том, что его партнер приболел, на этот раз – отравившись несвежими грибочками, Мастер решил прогуляться по городу. Он был сердит, даже зол. В распахнутом пальто и шляпе, надвинутой на самые глаза, он бежал, не разбирая дороги, чтобы выпустить бушевавший в нем огонь недовольства. И каково же было его изумление, когда он увидал, что стены склада с его картинами заляпаны разбитыми тухлыми яйцами и гнилыми помидорами,
– Что это? – в ужасе ахнул он.
– Так это, заказчики недовольны-с, – чумазый мальчишка выскочил, как из-под земли. – Картины-то он обещает, да люди дождаться не могут! А Художника, он, говорят, спрятал за темными лесами, за широкими долами, в высокой-превысокой башне на вершине самой высоченной горы! Туда только птица и долетит, а людЯм ходу нету! Эх, пропал наш Маэстро! – махнул рукой юный собеседник, и, шмыгнув носом, засунул руки в карманы, и с независимым видом двинулся дальше.
Сказать, что Художник был поражен – значит, не сказать ничего. У него даже ключа от склада не было, как не было и никаких документов, по которым можно было понять, кому и какие именно заказы полагаются!
Он шел, не разбирая дороги, и пелена слез застила его взор. Мысли о том, во что он превратил свою жизнь, и насколько он был слеп, терзали его душу. Художник и сам не знал, как долго он скитался по городу, пока не обнаружил себя стоящим в центре зеленого лабиринта в городском парке. Когда-то он был любимым местом его прогулок с семьей и друзьями, но с тех пор, казалось, минула целая вечность.
Удивленно озираясь вокруг, Мастер увидел женщину, сидевшую на кованой лавочке возле небольшого фонтана, что приветливо журчал в этом уютном месте. Незнакомка была одета в длинные белые одежды, ее белоснежные волосы покрывал прозрачный белый же шарф. Невозможно было понять по лицу, сколько ей лет, лишь мудрые, глубокие глаза говорили о том, что она очень, очень много повидала в жизни, и что, на самом деле, она уже очень, очень давно живет на свете.
– Присаживайся! – поманила она Художника, и похлопала рукой по свободному месту рядом с собой. Подчиняясь этому жесту, он, словно во сне, двинулся к ней, и устроился рядом. – Я знаю, что тяготит твое сердце, – голос ее был глубоким, ровным и спокойным, будто ей были ведомы все тайне мирозданья и все ответы на все вопросы. – Я знаю, что ты – человек чести и совести, и сердце твое изболелось. Ты запутался и не знаешь, как поступить.
Художник с надеждой взглянул на нее:
– Вы подскажете?
– Нет, – незнакомка отрицательно покачала головой. – Но я задам тебе три вопроса, ответив на которые ты перестанешь колебаться. Согласен?
– Да, – кивнул Маэстро.