– А знаешь, давай сделаем! – воскликнул Управляющий. – Я же все понимаю! Отдыхать надо, да и я сам устал ужасно. Давай отдохнем! Вот сейчас сделаем большой заказ, и запланируем отдых! На две недели, нет, на месяц! Вот заработаем миллион золотых монет, и сразу отдохнем! А знаешь, мне клиенты столько хороших слов наговорили днями. Считают, что у нас отличный тандем. Говорят, как великолепно, что вы нашли друг друга… – Голос его стал размеренным, убаюкивающим, завораживающим. Управляющий все вещал и вещал, ставил задачи, задавал направления, и Маэстро все больше и больше погружался в круг рутинных дел.
Вдруг что-то звякнуло на самой грани слышимости, и на краткий миг Художник увидел серые призрачные кандалы, что хищно нацелились на его запястья. Он мотнул головой, разгоняя морок, и голос собеседника утратил свой колдовской эффект, а дымные наручи разочарованно, как показалось Маэстро, клацнули застежками, и вновь рассыпались в пыль.
Внезапно Художник поймал себя на мысли о том, что есть во всем этом какая-то неправильность, фальшь. Он не мог точно сказать, в чем именно она заключалась, но чувствовал, что все теплые слова, показное расположение его партнера, все попытки заявить о глубокой и искренней дружбе – не соответствуют действительности. Чувство это было странным и мучительным – Маэстро был способен на настоящую дружбу, знал, что это такое, но ему никак не удавалось совместить происходящее с тем, что в его понятии называлось дружескими отношениями. Открытие было неприятным, и все попытки забыть о нем не удавались. Двойное дно подспудно стало ощущаться Мастером.
После ухода Управляющего он долго не мог уснуть. Вновь и вновь перебирал он в памяти события этого необычного дня, силился разглядеть чародейскую паутину, да раскладывал по полочкам то, что происходило до тех пор. А поздно ночью в окно стукнуло белое крыло, и Вестница, влетев в спальню, уселась на спинку кровати.
– Привет, давно не виделись! – радостно приветствовал ее Мастер. – Знаешь, я тут вот о чем подумал…
С тех самых пор не без помощи крылатой Вестницы, разумеется, Художник постепенно учился сопротивляться странным чарам своего Управляющего. И чем яснее он осознавал происходящее, тем меньше темно-серых нитей опутывали его мастерскую и его самого. А фальшь, звучавшая в словах и поведении партнера, все не давала ему покоя. Однако, на свои прямые вопросы Маэстро не получал ответов. Управляющий ловко уводил разговор в сторону, либо говорил что-то, очень похожее на правду, но, по ощущениям, ею не являвшуюся. Художник чувствовал себя крайне глупо, он не умел наполовину доверять, наполовину открываться и наполовину дружить.
Тем временем, странные неудачи все продолжали преследовать Управляющего – необъяснимые падения, после которых он по нескольку дней не показывался никому на глаза, внезапные отлучки, загадочные проблемы со здоровьем. Все это вызывало законное недовольство клиентов, которое он списывал на нерадивых поставщиков рам для картин, глупых людей, которым вечно чего-то надо, и недостаточно хорошую работу самого Мастера.
А однажды под вечер Управляющий ввалился в дверь башни Художника, и заперев ее за собой на все замки и засовы, в изнеможении сполз на пол. Он был встрепан, одежда в полном беспорядке, глаза его горели лихорадочным блеском:
– Только не выдавай! Не выдавай меня ей! – горячим шепотом начал он.
– Да кому ей-то? – не понял Маэстро.
– Ей, она сейчас придет за мной, я еле вырвался! Пойдем, пойдем, спрячь меня, и я все тебе расскажу…
Пробравшись в мастерскую, дрожащими руками затворив все окна и опустив на них глухие шторы, почти забившись в угол между диваном и стеной, Управляющий произнес трясущимися губами:
– Она – моя Одержимость! – и он затравленно оглянулся вокруг, как будто боялся, что услышав свое имя, это злобное создание тут же явится перед ним. – Понимаешь, мне нельзя с ней встречаться! Я давно, еще в юности с ней стакнулся. Ну, все так делали, и я тоже. Поначалу-то оно ничего, а вот потом… И мне никак, ну никак с ней нельзя. А она, проклятая, опять явилась… Но ты не думай, я справлюсь… Я уже думал, может к чародеям обратиться, они умеют отваживать, я знаю… Только ты никому не говори, ладно? На самом деле, это ничего! Я справлюсь сам, я сам справлюсь! Вот сейчас посплю немного, приду в себя, и справлюсь…
До самого утра вокруг башни Художника раздавались чьи-то крадущиеся шаги, и слышалось хихиканье, напоминавшее скрежет железа по стеклу…
Утром Управляющий извинился, и ушел, пробормотав: «Надо же, какая ерунда может порой присниться!» Неделю его не было видно, а ровно через семь дней он был вновь бодр и свеж, шутил и смеялся, и, естественно, управлял процессом. Миллион золотых монет все еще не был заработан, и Художник, безусловно, нуждался в его пинках и понуканиях.