Сказочник

— Нет, — печально отозвался отец Браун. — Друзиллу Хартли убили не они.

— Отец, я бесконечно преклоняюсь перед вами, но я гасконец, а не британец, и моего терпения может не хватить…

— Звонят в гонг, — отец Браун, казалось, не расслышал горячности в голосе Фламбо. Между бровями священника пролегла горькая складка, а сам он, казалось, в один миг состарился на добрый десяток лет. — Идёмте скорее, нам нужно успеть.

— Успеть куда? Отец, вы меня пугаете…

— Успеть переписать последнюю страницу этой сказки… хотя я скорее назвал бы её греческой трагедией. Я не хочу, чтобы нам с вами досталась роль плакальщиц. А по пути подумайте вот над чем: почему горничная Грэйс решила поискать хозяйку в комнатах для прислуги? С кем она ожидала увидеть там мисс Друзиллу?

— Стало быть, существовал ещё один мужчина? Тот самый поклонник? — воскликнул Фламбо, совершенно сбитый с толку.

— Я бы не назвал его поклонником, — отдуваясь, буркнул отец Браун: скорость, с которой он передвигался, заставила маленького священника изрядно попотеть.

— А как бы вы его назвали?

— Преследователем. Убедитесь, пожалуйста, что мисс Ортанс не выпьет ни капли из своего бокала. Это важно. Справитесь?

Фламбо молча кивнул. Когда речь шла о чём-то практичном и понятном — пробежать по Рю де Риволи с двумя полицейскими, зажатыми подмышками, незаметно вытащить бриллианты из кармана занятого беседой банкира или элегантно отобрать бокал у хорошенькой девушки — на силача-гасконца всегда можно было положиться.

Они выскочили в просторный холл на первом этаже и побежали дальше. По случаю тёплой погоды ужин подавали на огромной полуоткрытой веранде, выходящей в сад. Ночные бабочки уже проснулись и безуспешно бились в стёкла газовых фонарей, зажжённых по случаю приёма. Одуряюще пахло экзотическими цветами, букеты которых красовались на каждом из накрытых столов.

Бернард Хартли готовился произнести первый тост. То ли из-за неестественного освещения, то ли по иным причинам, но кожа молодого человека казалась бледной, словно у трагического героя старинной пьесы, а глаза блестели ярче обычного. В фигуре юноши появилась значительность и даже важность, плечи Бернард расправил, подбородок вздёрнул вверх, и вообще держался с неприсущим ему достоинством. Веди он себя подобным образом раньше, мелькнуло в голове у Фламбо, и Хартли-старшему не пришлось бы краснеть за сына.

Рядом с братом стояла Ортанс. Облачённая в чёрное, с единственной ниткой жемчуга, поблёскивающей в простой причёске, она выглядела ещё выше и стройнее. И моложе, как бы странно это ни звучало. Совсем юная девушка, пережившая недавно ужасную потерю — из тех, которые могут подкосить и человека в годах.

При виде младших Хартли в сердце Фламбо зашевелились самые мрачные предчувствия. Вся атмосфера нынешней вечеринки в память Друзиллы была пронизана ощущением надвигающейся беды, и указания на грядущую трагедию казались столь же ясными и видимыми, что и огни Святого Эльма на мачтах судна, входящего в полосу шторма. Веселье там, где уместна печаль; праздничный лёгкий ужин вместо поминальной тризны; шорох светских пересудов, а не молитва за душу невинно убиенной девушки… Фламбо понимал сейчас мистера Траунстайна, не желавшего приезжать на эту, по сути, кощунственную пародию даже на языческие проводы покойника, и задавался лишь одним вопросом: неужели никто из присутствующих не чувствует холодного дыхания неотвратимости, чёрным шлейфом веющего между гостями?

Бернард Хартли поднял бокал и ясным, звонким голосом произнёс:

— Леди и джентльмены, большое вам спасибо за то, что приехали сюда, в этот дом, превратившийся из райского сада в место скорби, и помогли нам выполнить последнюю волю сестры. Я верю, что все вы любили Друзиллу… кое-кто, скорее всего, даже сильнее меня, — Бернард мельком поглядел в сторону Леонарда Траунстайна, — и вам больно и пусто в мире, где её нет. Она ждёт всех нас в лучшем из миров, и я… что за дьявол?

Последняя фраза явно не была предусмотрена тостом, но вполне естественна, когда кто-то ловким тычком выбивает у вас из руки бокал.

— О, простите, я страшно неловок, — отец Браун с виновато-растерянным видом глядел на учинённое им безобразие. — Может, возьмёте ещё? Тут полно лакеев.

— Будьте вы прокляты! — наполовину прошипел, наполовину простонал Бернард. — Будьте вы трижды, четырежды прокляты! Что вы наделали? Ортанс! Ортанс, не пей!

— Не волнуйтесь, — Фламбо уже держал в руках бокал, ловко выхваченный им из рук девушки. — Мисс Ортанс ничего не угрожает.

На лице Ортанс Хартли застыло странное выражение.

— Мне ничего не угрожало бы, мистер сыщик, даже если б вы не провернули свой замечательный трюк. Я выбросила бокал с ядом, взяв взамен другой, самый обычный. Да, Бернард, — девушка повернула голову к брату, стоящему в бездумном оцепенении, глаза её горели вызовом и отчаяньем, — я предала тебя так же, как Друзиллу.

Бернард не ответил: он упал на стул и уронил голову на грудь, закрыв лицо руками; плечи его вздрагивали.