Сказочник

— Вы никого не предали, — мягко, но вместе с тем отчётливо произнёс отец Браун. — Жизнь дана вам Господом, и укорачивать её — смертный грех. Особенно если учесть, что вы лишь хотели подшутить над сестрой — довольно зло подшутить, откровенно говоря, однако за рамки необдуманной шалости ваше деяние никоим образом не должно было выйти. Не ваша вина, что убийца воспользовался состоянием Друзиллы; за преступный умысел другого человека вы не в ответе.

— Вы, я вижу, много знаете, святой отец, — промолвила Ортанс. Она стояла под газовым фонарём, и его мягкий, рассеянный свет сделал черты её лица куда добрее и беззащитнее, чем они казались днём, но даже полумрак не мог скрыть слёз, выступивших на глазах девушки.

— Я знаю всё об этом тройном убийстве, — просто ответил отец Браун. — Теперь мне известно, кто убил Друзиллу Хартли, Дейзи Уоллет и Сару Крэнстон. И ни за одно из этих убийств вы, мисс Ортанс, не несёте ответственности.

— Но я знала! — вскричала девушка. — Я всё знала… или подозревала… но молчала.

— Мы знали, — откликнулся Бернард, не отнимая рук от лица. — Мы молчали, Ортанс. На мне этот грех лежит не в меньшей, а в куда большей степени, нежели на тебе. Я мужчина, я должен был пойти и сделать… что-то. Но я молчал, потому что боялся. Смог придумать лишь вот это, захотел таким образом почтить память сестры, а может, объяснить отцу, к чему приводит его самолюбие… и то не сумел.

За спиной Фламбо приглушённо ахнул Леонард Траунстайн. Ортанс задрожала, а Бернард Хартли, поднявшись, подошёл к сестре и обнял её, словно пытаясь одновременно приободрить и согреть.

— Что здесь происходит? — требовательно спросил судья Даунли. Ему ответил Бернард:

— Вы же хотели правды, сэр Артур? Мерзкой, отвратительной правды… Что ж, возрадуйтесь — ваше желание сбудется. Кажется, отцу Брауну и впрямь многое известно, вот и послушайте его! Только останетесь ли вы прежним, когда правда откроет всем свой уродливый лик?

— Я хочу правды, и мне плевать, что об этом думают другие! — пылко воскликнул Леонард Траунстайн.

— Ты — да, ты, разумеется, хочешь, — откликнулся Бернард. Накал его страсти заметно спал, и теперь голос молодого человека звучал тускло и невыразительно.

— Рассказывайте, святой отец, — велел судья Даунли, и Леонард Траунстайн поддержал его энергичным возгласом.

Отец Браун кротко кивнул и печальным тоном начал своё повествование:

— Вокруг этой истории раздуто много фальшивых сенсаций, и она успела обрести мистический ореол, но правда заключается в том, что убийца хотел лишить жизни только одну девушку — Друзиллу Хартли. Умысел возник мгновенно и был порождён больной фантазией, наваждением, толкнувшим преступника совершить злодеяние, своего рода душевной судорогой, которой невозможно сопротивляться. Но два других убийства… Они иные по природе своей — холодные и расчётливые. Убитые Дейзи Уоллет и Сара Крэнстон не интересовали преступника, они были выбраны почти наугад, дабы запутать следы. Бедняжкам просто не повезло очутиться не в то время и не в том месте.

— Что за чудовище вы описываете? — невольно привстал со своего места полковник Мидуэй.

— Чудовище? — медленно, словно бы пробуя слово на вкус, переспросил отец Браун, а затем решительно помотал головой: — Нет, дорогой полковник. Человек, убивший трёх девушек и долго колебавшийся, не убить ли ещё кого-нибудь, но всё же остановившийся, отнюдь не чудовище. Ни одно из убийств, смею утверждать, не принесло ему радости и даже покоя, не доставило удовлетворения. Разумеется, убийца душевно чёрств, высокомерен, привык смотреть на людей, стоящих ниже его на социальной лестнице исключительно как на полезные инструменты…

— Он — джентльмен? — неверяще выкрикнул Леонард Траунстайн. Ортанс глухо застонала и уткнулась лицом в плечо брата.

— А вы ожидали, что сейчас я укажу на какого-нибудь браконьера или лакея? — пожал плечами отец Браун. — Добро и зло одинаково расцветают в душах могущественных царей и в душах нищих, просящих милостыню на паперти. В сердце этого человека в своё время тоже было немало доброго и светлого. Однако с тех пор прошло много лет, и им овладела гордыня. Единственный сын не оправдал возложенных на него надежд — а ведь с точки зрения подобных людей, наследники существуют именно для того, чтобы прославлять род способом, указанным родителями. Сам убийца поступил именно так и ждал того же от собственного отпрыска. Ну а если ребёнок не исполняет предназначенного, то это почти равносильно предательству.

— Так и было, — горячечный шёпот Бернарда заставил Фламбо вздрогнуть. — Так и было!

Отец Браун сдержанно кивнул и продолжил:

— Вдобавок, судьба нанесла этому человеку сокрушительный удар: умерла горячо любимая им жена, единственная, кто мог смягчить его суровый нрав и растопить лёд, сковавший сердце.

— Погодите, — прищурился полковник Мидуэй, — вы же не имеете в виду… Позвольте, это неслыханно!

Казалось, отец Браун не заметил негодования бравого полковника. Голос маленького священника по-прежнему оставался тихим и печальным: