Сказочное наказание

По едва заметному отражению я понял, что бинокль направлен в одну точку; я попытался быстренько перебрать в уме все достопримечательности нашего замка, из-за которых стоило бы залезть с биноклем на дерево. Но на память не приходило ничего стоящего внимания, пока шорох на втором этаже не напомнил мне о профессоре Никодиме, который в своей комнате смывал пыль с портретов графов, графинь и генералов. Неужели кому-то (еще один незнакомец?) взбрело в голову таким странным способом проявить интерес к его работе. Мне это показалось маловероятным, но все-таки подозрительным, ведь отблески стекол бинокля виднелись как раз на таком уровне, где их прицельной мишенью могло быть только здание замка.

Поставив кружку на подоконник, я выбежал на раскаленное подворье. Ивана с Мишкой по-прежнему неподвижно лежали на траве, и я засомневался: посвятить их в новую тайну либо действовать одному, на свой собственный страх и риск? Я представил себе, как Ивана сердится спросонья: вот, мол, опять кто-то сходит с ума, — и это решило исход дела.

Выскользнув из замка, я захлопнул за собой чугунные ворота и повернул вправо, по направлению к купе раскидистых сосен.

Перебегая от дерева к дереву, я потихоньку приближался к искривленной сосне, служившей пристанищем неизвестному наблюдателю.

Ориентироваться было трудно, потому что сосну заслоняла от меня молодая еловая поросль, и только по близости замковой ограды можно было судить, что направление выбрано правильно. Я был метрах в двадцати от намеченной цели, как впереди что-то рухнуло, а потом послышалось глухое чертыхание. Я отполз подальше, под ветки ближайшей елочки, и замер в высокой траве. Шаги, неровные, запинающиеся, приближались.

И вот совсем близко от моего укрытия прошел, прихрамывая, мужчина в светлых полотняных брюках и зеленоватом вязаном жилете. Временами он останавливался, тер ладонью пострадавшее при падении колено и что-то неразборчиво бормотал. Он миновал небольшую просеку, и тут я мельком увидел его лицо. Мужчина лет тридцати, над переносицей — сросшиеся густые брови, длинные, каштанового цвета полубаки. Под сжатой в кулак левой рукой болтался на ремне бинокль. Подождав, пока не стихнет хруст раздавленных веточек, я выбрался из укрытия под елкой.

Это лицо я где-то видел! Прикрыв веки, я прокрутил в уме кадры нашей жизни за последние дни. Этого лица на них я не обнаружил. Осторожно подошел к тому месту, которое незнакомый наблюдатель только что покинул, и посмотрел вверх, на раскидистую крону сосны. Ее ветви так и манили забраться наверх выбрать местечко, откуда удобнее смотреть на замок.

Замок лежал передо мною как на ладони, во всей своей красе. Через распахнутые окна можно было видеть чисто выбеленные комнаты, я даже отыскал взглядом собственную постель с деревянным зубчатым изголовьем. В комнате над нашей спальней, неподалеку от окна, сидел профессор Никодим в огромной широкополой шляпе и осторожно обстукивал молоточком рамку картины, уперев ее в колени. Тук-тук-тук — улавливал мой слух, и я убедился, что можно и без бинокля определить, чем он занят. Соскользнув с дерева, я в задумчивости побрел обратно в замок. Если бы не то обстоятельство, что лицо наблюдателя показалось мне страшно знакомым, я бы махнул на все рукой и поспешил окунуться в бассейн. Но тут…

Подойдя к воротам, я сунул руку меж прутьев изгороди и отодвинул предохранитель задвижки. Ворота со скрипом раздвинулись и снова закрылись. Очутившись во дворе, я почувствовал, что голова моя пылает, но совсем не от жаркого летнего солнца. Я направился было к газону — поделиться своими тревогами с Иваной и Мишкой, но там их не было. И вообще весь первый этаж словно вымер. Лишь из каморки возле бывшей инспекторской слышался легкий шорох, и поэтому я тоже перешел на шепот:

— Станда, это вы здесь? Можно войти?

В дверях загремел ключ, и в коридор высунулась голова нашего командира. Болезненно прищурившись, он отступил, пропуская меня внутрь.

— Быстрее, а то у меня снимки в фиксаже.

Я влез в каморку и, ничего не видя, застыл на месте. В глубине мерцала полоска зеленовато-желтого света, но, для того чтобы двигаться, этого было мало.

— Сейчас привыкнешь, — проговорил Станда, — после света глаза должны привыкнуть к темноте. Что это ты обо мне вспомнил? Скучно стало, да?

— Да нет, — ответил я. — Скорее, опять какая-то загадка.

— Брось, пожалуйста, — вяло и без всякого интереса промямлил Станда, возвращаясь к своему занятию. — А ты, часом, на солнце не перегрелся?

— Может, и перегрелся, но загадка никакого отношения к солнцу не имеет. Я сейчас видел парня, который рассматривал в бинокль наш замок. Сидел на сосне и глазел на комнату профессора.

Силуэт Стандиной фигуры распрямился, и я увидел рядом с собой его позеленевшее лицо.

— А ты не фантазируешь? — недоверчиво спросил он.

— Честное слово, — поклялся я и выложил все, что пережил в последний час.

Станда слушал меня молча, потом пинцетом вынул из фиксажа несколько фотографий, бросил их в бачок с водой и зажег свет. Мы оба на мгновение заслонили глаза ладонями.