Сказы и байки Жигулей

зябко вещать было. Ну, да у весны дела ладятся: скоро вода по оврагам отжурчала, сочные

травы взошли!

И вот - дело уже в начале мая было - собрался народ в очередной раз у той березы.

Вздохнул отшельник полной грудью и только собрался начать свою проповедь, как вдруг

запел в молодой листве соловей. Эдакая-то серая пташка, каких в Подгорах и его

окрестностях видимо-невидимо по весне водится! Видать, только что из своей Африки

прилетел: перышки почистил, хвостиком дрыгнул и запел. Плескучая какая-то радость в той

песне была. Любовь, еще мало знакомая человеку, ко всему, живущему на земле, под землей

и на небе!

Недолго, совсем недолго пел соловей. А как замолчал, поднялся отшельник со своего

места, сверкнул глазами, в которых соловьиная песня радость зажгла, и в пояс подгорцам

поклонился. «Проповедь окончена, - возвестил. - Потому как все, о чем я намеревался

рассказать вам за целое лето, поведал в своей короткой песне соловей».

Странный был все же тот отшельник! Перекинул через плечо сермяжную свою сумку,

в которой звякнули чашка и кружка - единственные вещи, которые при нем тогда были - и в

горы ушел. Так больше и не возвратился.

А очередной весной - это и некоторые старики, еще живущие в Подгорах,

подтвердить могут - прилетел на ту березу соловей с человечьим лицом. И лицо у него

отшельника, что ушел и не возвратился, в точности было. Запел соловей так, что

загрезишься, однако осечка в этом вопросе вышла. Одни крылечные разговоры, полные

беспокойства, тот соловей и породил: к войне или к миру такое чудо?

Я, байщик-обманщик, так разумею, что каждому своя дорога на этой земле уготована.

И все полезно, что не скабрезно, что Белобога вызывает во тьме на подмогу, и что открывает

дверцу, ведущую к каждому сердцу.

ДВА СОЛНЦА

Жили в Жигулях Корней да Прокопий, два друга неразлучных. Солнца восход

встречать любили. За то, что до самой земли ему кланялись, солнцепоклонниками в краю

своем назывались.

Раз пошли друзья на Каменное озеро рыбачить. На берегу девицу с ведерцем в руке

повстречали. Взглянешь и мельком на ее лицо – жаркими поцелуями покрыть захочешь!

Алиною та девица назвалась, воду в свою избу без устали носила. Домой идет -

смеется, обратно возвращается - плачет.

«Поведай нам свое горе, - друзья попросили, - авось и поможем!»

«Хочу солнце домой принести, - Алина отвечает. - Несу - оно в ведерце так и

сверкает, только за порог переступлю - тут же гаснет!»

Удивились друзья такому ее занятию, для них - беспричинному. А Алина отнесла в

очередной раз воду и кричит им с пригорка:

«Наконец-то я солнце поймала!»

Вошли друзья в ее избу и карася желтобрюхого увидали. Показали они Алине

настоящее солнце, в окошке сверкавшее. Та смотрит на него и не видит - как бы шоры на

глаза опускаются. Встает перед ведерцем на колени и молится карасю.

Поняли тогда друзья, что Алина Озеровиком, на дне Каменного озера живущим,

заворожена. Решили они вызволить ее из беды.

«Спущусь-ка я с Алиною на дно, а ты меня крючком за штанину зацепи да на берегу

ожидай, - просит Прокопий Корнея. - Три раза за леску дерну - тащи скорей из воды!»

Сомкнулись над Алиной с Прокопием воды, как двери стеклянные. Друг на дружку

поглядели - один другому рыбою привиделся. Прокопий Алине - язьком, а она ему -

плотвицей.

Заработали они плавниками что есть мочи, стали на дно озерное спускаться. Семь

заборов из водорослей густых преодолели и розовую раковину увидали. Та раковина

теремом оказалась. Нашли они Озеровика в зале двусветной, осетрами-камердинерами

окруженного. Каждый осетр - бревно мореное, тонкой резьбою белеющее. Кресло Озеровика

из угрей, как из толстых прутьев, сплетено. Борода подводным течением в окошко

выносится, и конец ее за семь верст зеленеет. На голове Озеровика - венок из кувшинок.

Сидит он в кресле и тело свое, в кольчугу из ракушек одетое, карасиным солнцем

обогревает.

«Пошто, житель земного мира, посланницу нашу от родины отвращаешь?» -

спрашивает Озеровик у Прокопия.

«Полюбил я Алину крепче крепкого, - признается Прокопий. - Хочу ее у тебя, твое

мокрейшество, выкупить. Скажи, что желаешь за нее получить?»

«Подарил бы я тебе плотвицу эту, о сухом солнце возмечтавшую, - отвечает

Озеровик, - да не могу: она Щуке на ужин обещана. Плыви, если хочешь, к ней: авось и

сторгуетесь на чем-нибудь!»

Отправились Прокопий с Алиной к Щуке. Та выслушала их и только ртом своим

утячьим защелкала:

«Хочешь плотвицу в свой мир заполучить, оставайся вместо нее у меня!»

Проверил Прокопий крючок, за штанину зацепленный, и согласился.

Но Щука - существо хитрое. Позвала она рака-слугу. Тот приполз и клешнею, как

цирюльник ножницами, вокруг Прокопия заработал. Леску конечно, тут же и перерезал.

«Что, не передумал? - заблестела глазами-бородавками Щука. - В последний раз

спрашиваю!»

Посмотрел Прокопий на Алину и белую лилию, в страхе лепестками трепещущую,

увидел. Жалко ему стало ее.

«Пускай Алину вместо меня солнце небесное согревает!» - решил про себя.

Щука раскрыла пасть и проглотила Прокопия. Только живот свой в сладкой истоме

расслабила, в воде крючок с насадкой мелькнул. Метнулась Алина в отчаянии за тем