Скелет дракона

Леонардо. Это всё, что видно при беглом взгляде. А если начать его исследовать, выяснится, что лабиринт сам по себе очень интересен. Его стены неоднородны, они построены из множества самых разных материалов. А почему? С какой целью? И как это удалось? Где-то под землёй лабиринта существует жизнь и ей хватает тусклого света и скудной пищи, чтобы не испытывать ни в чём нужды. И по этому поводу тоже возникает множество вопросов. Крыша – это вообще самое интересное, что здесь есть: дело в том, что стены расположены одна за другой, и мы не знаем, сколько их там, а крыша наверняка всего одна, и, пробив её, возможно, нам легче будет выбраться, чем если долбить стены или изучать ходы. И, в конце концов, где-то здесь живёт Минотавр, – страшное чудовище, но всё же, плод любви. Пусть противоестественной, запретной и незаконной… Можно и в лабиринте найти себе занятие, а выйти только тогда и благодаря тому, что лабиринт будет полностью изучен.

Маттео. Простите, мастер, я что-то потерял нить. Вы о чём? Давайте попробуем без метафор. Что вы хотите сделать? Куда выбраться?

Леонардо. Никуда. Я не уверен вообще, что выбраться можно.

Маттео. Почему?

Леонардо. Потому, что я не видел выхода. Я не знаю ничего, кроме этого мира, и его я собираюсь исследовать. Настолько подробно, насколько это возможно.

Маттео. Чтобы выбраться?

Леонардо. Чтобы узнать, можно ли вообще так поставить вопрос. Я хочу увидеть его, обследовать каждый уголок. Я хочу путешествовать, хочу своими глазами смотреть на всё, что есть на нашей планете. Я уверен, мир не такой большой, как кажется.

Маттео. Вы что же, поедете и в Африку, и в Индию?

Леонардо. И в Московию.

Маттео. А тот остров, что открыли португальские мореплаватели?

Леонардо. Я слышал о нём, жду подробностей и подтверждений. Его я тоже хотел бы посетить. Я хочу познать этот мир вполне. Я уже составил план своего путешествия. Объехать всё возможно в шесть лет, и какой-то там остров не сильно влияет на этот срок. Я хочу видеть все красоты земли и её недра, хочу изучить все живые существа, её населяющие. Хочу узнать, как они ведут себя и как устроены.

Маттео. Вы собираетесь распотрошить каждого зверя?

Леонардо. Каждой твари по паре. Но я убеждён, что это не понадобится: в строении живых существ много сходного.

Маттео. И не меньше различий.

Леонардо. Интересно их найти, и понять, с какой целью они устроены.

Маттео. Так вы хотите понять цель Творения?

Леонардо. Я хочу выяснить, было ли оно.

Маттео (отступает). Мастер Леонардо, подождите. Вы всё-таки находитесь в монастыре. Вы что же, хотите сказать, что не верите в Бога?

Леонардо. Верю – не верю… Игра для маленьких девочек. Синьор Маттео, вера – это не мой способ познания мира. Я хочу убедиться в существовании того, кто сотворил мир.

Маттео. Да вы… Фома! Пока не вложите пальцы…

Леонардо. Если только всё это под силу одному… одной личности… Я давно им восхищаюсь и о многом хотел бы побеседовать. Он создал удивительный космос. В нём – невероятную систему звёзд и планет. Во всём этом – наш небольшой мир, который можно объехать в шесть лет. С совершенной системой водоснабжения и воздухоочистки. И всё это для того, чтобы обеспечить жизнь разнообразных существ, и самого невероятного из них – человека, который дальше стал уже творить сам! Как всё это удалось в одиночку?

Маттео. Если бы мы знали, мы были бы как боги!

Леонардо. Фра Маттео, мы и есть как боги: мы творим. Посмотрите! (показывает на «Тайную вечерю») Это я создал этих тринадцать людей, этот стол, хлеб и вино. И даже пейзаж за окном.

Маттео. Но у вас не получается!

Леонардо. Получится. Как получится «Конь», трактат о живописи, анатомический атлас и крылья. Единственное, чего мне очень не хватает, так это – времени.

Маттео. И в этом кроется самое главное ваше отличие от бога: вы конечны.

Леонардо. Именно поэтому я не очень стремлюсь к результату. Я бросаю работу, когда понимаю, что результат достижим.

Маттео. Ну, кто знает, может, так же поступил и он? Мы не совершенны.

Леонардо. А что, если мы временно не совершенны? Если мы совершенствуемся с каждым днём, годом, столетием?

Маттео. О чём вы говорите, мастер?