Скелет в шкафу

– Сейчас самая суть и начнется! – терпеливо сообщила доктор наук. – Дело в том, что для приобретения гербом законной силы требовалось, чтобы, во-первых, версия («легенда» по геральдической терминологии) происхождения и заслуг рода была доказана или по крайней мере официально признана; во-вторых, герб был составлен с соблюдением строгих правил геральдической науки; в-третьих, герб был утвержден императором и формально зарегистрирован.

– Во как! – не смог скрыть удивления посетитель.

– А вы как думали? В соответствии с этими положениями обычно подготавливались и представлялись для утверждения красочный рисунок герба, его описание с истолкованием и справка по истории рода.

– Хорошо. Это я понял. А скажите, Нина Анатольевна, рисунок герба готовится по каким-то правилам? Или можно рисовать что угодно?

– Ни в коем случае. По правилам геральдики родовой герб состоял из боевого щита, шлема, короны, мантии, намета (цветных украшений, образующих фон герба), щитодержателей, девиза и других, менее существенных элементов. При их изображении могли употребляться восемь красок: золотая, серебряная, красная, голубая (лазоревая), зеленая, пурпурная, черная и белая (при изображении человека разрешалось использовать телесный цвет). Первые две обозначали металлы, остальные – эмаль (финифть). Одно из правил геральдики запрещало накладывать металл на металл и финифть на финифть. Это означало, что на металлическом поле могли быть изображения только из финифти (и наоборот). Щит, являвшийся главной частью герба, мог быть нескольких форм. Правила геральдики также запрещали какие-либо надписи в гербе. В частности, нельзя было указывать имя или фамилию обладателя герба, что, казалось бы, могло снять все проблемы при его распознавании. Указывался лишь девиз – краткое изречение (иногда латинское), характеризующее жизненные принципы и цели представителей рода. Обычно девиз помещался на ленте под щитом.

– Да, как на гербе Мавродиных. Девиз на золотой ленте червлеными буквами: «Преданностью и любовью». Кому были преданы и кого любили?

– Аркадий Леонидович, вы сами прекрасно знаете, не стройте из себя студента-неуча!

– Знаю, знаю, Нина Анатольевна. И вот что меня больше всего беспокоит. Почему рисунок герба Мавродиных в точности повторил убийство моего сына?

– Боже мой! Ваш сын убит?! – Поташева прижала руки к груди в изумлении.

– А разве ваш сын вам не сказал? – Бизнесмен недоверчиво посмотрел на Поташеву.

– Нет. Он только попросил меня проконсультировать вас, и все. Примите мои глубочайшие соболезнования! И давно это случилось?

– На Рождество. Но давайте не будем отвлекаться на эмоции, прошу вас, Нина Анатольевна! Мне теперь нужны не эмоции, я хочу разобраться в причинах гибели сына, поймите! Давайте еще раз пройдемся по гербу.

Поташева достала из папки рисунок герба рода Мавродиных. Тот самый герб, который находился в зáмке, в большом зале над огромным бальным зеркалом, привезенным прямо из Венеции по заказу алкогольного магната. Убитый горем отец ничего не видел, кроме отрубленной головы мавра с золотыми серьгами в ушах.

– Вы не поверите, Нина Анатольевна! Моему сыну точно так же отрезали голову, и в ушах моего Стасика были почти такие же серьги, как у этого мавра! – Топчий не выдержал напряжения, на его глазах выступили слезы.

Поташева захлопотала вокруг плачущего бизнесмена – налила ему воды, достала из сумочки лекарство, заставила его принять.

– Что это? – спросил он, послушно проглотив маленькие оранжевые таблетки.

– Обыкновенная валерьянка, я всегда перед защитой моих аспирантов принимаю. – Она участливо посмотрела на Топчия: – Ну что, вам лучше?

– Простите, Нина Анатольевна! Не сдержался, нервы ни к черту! – пробормотал он в свое оправдание.

– Аркадий Леонидович, я вижу, вы еще что-то хотите спросить. – Ее глубокие карие глаза смотрели на гостя проницательно.

– Хотел. Но не хотел показаться смешным, чтобы вы не приняли меня за… того…

– Я вас слушаю и ничего плохого не подумаю, – спокойно сказала Поташева.

– Не могло ли быть у Мавродиных какого-то родового проклятия, которое перешло на мою семью? – Сейчас Топчий меньше всего был похож на уверенного хозяина жизни, каким он вошел к ней в кабинет. Перед Ниной Анатольевной сидел убитый горем несчастный отец, который повсюду видит тайные знаки свершившейся трагедии.

– Вот что я вам скажу, – медленно проговорила доктор наук. – Я историк. История – это такая наука, которая опирается на даты, документы, факты. К моему большому сожалению, историю постоянно переписывают политики. Но, тем не менее, в нашем деле специалисты всегда опираются на определенные архивные данные. Того, о чем вы спрашиваете, в архивах нет. – Поташева помедлила с ответом. – Но если вы хотите получить дополнительную информацию, попробуйте связаться с потомками Ставра Пантелеймоновича, возможно, сохранились какие-то устные истории, которые передаются из поколения в поколение…

– А где я могу с ними встретиться? – Искра надежды вспыхнула в глазах Топчия.