Скелеты в шкафу никогда не врут (СИ)

Магичка успела среагировать, попыталась защититься. Но ни заклинанием, ни посохом, ни даже каким-нибудь несчастным горожанином, а своей изящной девичьей ручкой в бальном платье. Удар Охотника прибил её к грудине, в которую остаток меча вошёл по самую рукоять. Краткую долю секунды ничего не происходило, а затем магический поток окончательно и бесповоротно вырвался из-под контроля. Развоплотил Келестию, только успевшую нахмуриться; за краткие доли секунды расплавил посох магички, который в отчаянной попытке предотвратить неизбежное взмыл вверх; разорвал остатки блаженно улыбающегося Войтона; покрошил всех людей вокруг в радиусе нескольких десятков метров.

Небо над площадью разверзлось, явив нечто похоже на обрамленную радугой воронку. Очень нестабильную, непрерывно дрожащую и искривляющуюся. В самом её центре, прищурившись, можно было увидеть, как через замочную скважину, пышущую зеленью сельскую местность, пронзительно-голубое небо, дорогу, пересекающую поля, и деревянный столбик с кривой табличкой, сообщающей: «Waterloo 6 ml.». Сквозь воронку, брыкаясь и тщетно силясь схватиться за воздух, кто-то упал, после чего светопреставление закончилось яркой, но безвредной вспышкой. «Последним аккордом» ритуала, который во Власве, затянутой облаками и дымом, было не видно, стало невероятно яркое северное сияние.

***

Последнее, что Рентан помнил, прежде чем его сжал стальной кулак чужой воли — эйфорию, охватившую его в конце разговора с Вилорой. Как он, закончив разговор, окрыленный новыми идеями, возвращался обратно в лечебницу Эвана, попутно размышляя над предстоящей работой. Тот подъём сил и духа, несмотря на непрерывно ухудшающееся состояние организма. Тем не менее лекарь опережал Синюю чуму, причём с некоторым запасом по времени. Достаточным, чтобы не только успеть сделать лекарство, но и даже провести эксперименты. Осторожные, аккуратные, под чутким наблюдением, отнюдь не так, как видел это Войтон.

Ключом же к исцелению и иммунизации был банальнейший Стотравник. Тот самый Стотравник, который изначально служил прямо противоположной цели. Принцип был тот, что и с удобрениями. Малые дозы увеличивали урожай, а переборщишь — и несколько лет даже сорняки расти не будут. Фрим Набен использовал Стотравник в незначительных дозах, как «удобрение» для Синей чумы, чтобы ускорять свои чудовищные эксперименты. Но был и иной путь применения отвара. Его ненароком, незаметно ни для кого в течение последующих двадцати лет, продемонстрировал заезжий маг, пытавшийся забрать Вилору.

Давая ребёнку концентрированный стимулятор в своих шкурных интересах, маг ненароком спас девушку. Тот Стотравник оказался слишком сильным для детского организма, поэтому не покинул его естественным образом, не оказался переварен, растворен, а отложился и сработал через два года в тот момент, когда Вилора заразилась Синей чумой. Помог не только ей выстоять тогда, но и сформировать долговременный иммунитет.

Конечно, просто приготовить Стотравник было далеко не концом работы. Если бы всё обстояло так просто, до этого бы дошли ещё в Оренгарде просто отчаянным перебором. Требовался конкретный рецепт стимулятора, определённый дозы. Не слишком сильный, иначе это просто изощренный способ убийства, но и не слишком слабый — так он станет удобрением для чумы. Требовалось подобрать ингредиенты, возможно, дело было и в них тоже.

Так или иначе работы предстояло много. Работы планомерной, долгой. Рентан полагал, что вполне укладывался в сроки. Это был весьма мрачный расчёт, ведь себя лекарь заранее записывал в неминуемые жертвы.

И тут, грубейшим образом вмешиваясь в эти планы, мир вокруг неожиданно погрузился в холодную, давящую на голову темноту. Не помог ни амулет Локто, ни тем более бессмысленная в своей тщетности попытка изобразить что-то самостоятельно. Что-то похожее Рентан испытал в детстве, когда провалился под лёд. Плавать он не умел, да это бы и не помогло — холод и мгновенно пропитавшаяся водой зимняя одежда, и без того крайне тяжёлая, не оставляли шанса на самостоятельное спасение. Подоспевшие взрослые вытащили тогда его очень быстро: меньше чем за минуту, но ощущения запомнились на всю жизнь.

Несмотря на то, что происходящее коренным образом отличалось по сути, по форме, оно оказалось неотличимо от погружения в ледяную речную воду. Та же темнота без единого просвета, тот же сковывающий холод, давящее ощущение в районе груди, мешающее сделать даже малейший вдох, и полное отсутствие ощущения времени. Может, через секунду, а может, и через день темноту пронзил алый луч света, как от поднимающегося из-за горизонта солнца. А затем раздался властный, оглушительно громкий женский голос:

— Слушай меня и повинуйся.

Это было командой, не подчиниться которой оказалось физически невозможно. Как рука здорового человека не может ослушаться приказа сжаться, так и здесь. Рентана словно в один момент, без всякой борьбы, лишили всякой субъективности, загнав оставшееся «Я» в небольшой краешек сознания без способности к борьбе и сопротивлению.