Скелеты в шкафу никогда не врут (СИ)

Сама причина визита не представляла из себя ничего интересного. Банальное растяжение связок кисти, вызванное чрезмерным трудом. Ласлав, стремясь заработать себе на бутылку, брался за любую работу, даже самую тяжёлую. А как это ни странно, такому здоровяку предлагали чаще всего самую тяжелейшую работу. Обо всём этом он сам рассказал Рентану, ничуть не стесняясь и не скрывая своих пристрастий, а теперь сидел, улыбаясь, и мучил лекаря одним своим видом.

Тот понимал одну очень простую вещь: уйди Ласлав от него сейчас всего лишь с растяжением, он не изменит своим привычкам. Просто не поймёт взаимосвязи. И в следующий раз явится с чем-то посерьезнее. Здоровье-то позволит ему злоупотреблять спиртным ещё долго, но не кошелёк.

Рентан не только мог, но и хотел прекратить это. Однако его совесть и банальная порядочность были против такой манипуляции, пускай и оправданной благими намерениями. Пересиливая себя, лекарь спросил с намёком:

— Ласлав, сколько вы выпили за последние десять дней?

— Да всего ничего! Только по вечерам немного! — улыбаясь во весь рот, не слишком избалованный зубами, признался мужик не без простодушной гордости. — Ну и по утрам, да и днём тоже, но чуть-чуть! Чтоб руки крепкими были и не тряслись! Мне нельзя, чтоб они, руки, тряслись — кормят они меня.

— Полагаю, в этом и есть причина боли, — выслушав всё это, резюмировал лекарь. — Не в руках, в алкоголе.

— Да как так то ж?! — изумился Ласлав. — Всегда ж пил и нормально было! Ну, не поутру конечно, но…

Насчёт «всегда» Рентан сильно сомневался, однако начал с другого конца:

— Вы ведь знаете, что Двенадцать не одобряют пагубных, чрезмерных увлечений?

Пристыженный пациент вполне ожидаемо уткнулся взглядом в пол. Он, конечно же, этого не знал, хотя бы потому что лекарь только что весьма вольно интерпретировал священные тексты.

— Где бушует страсть, там всегда упадок! — продолжил моральное давление Рентан. — И начинается упадок с самого важного, что нам дали боги — организма, нашего тела. Оно слабеет, хиреет и в конечном счёте…

Договаривать, судя по ужасу в глазах пациента, необходимости не было.

— Так… так… так стало быть нельзя мне больше к бутылке-то? — боязливо поинтересовался Ласлав и с надеждой уточнил: — Даже совсем чуть-чуть?

— Я могу лишь сделать вывод из увиденного и своего опыта: Двенадцать указали тебе, что не приемлют разгульства, — чинно, специально выражаясь как можно сложнее, сказал лекарь. — Осмелишься перечить их воле? Только помни: далее последует не отцовское замечание, строгое, но по-семейному мягкое, а гнев всемогущих, чьей воле смели перечить!

— Мой батька всегда учил — нельзя идти против богов, — хмуро припомнил Ласлав. — Так, а по праздникам? В честь Двенадцати-то можно пригубить?

— Только пригубить. Не больше того, чего требует традиция. — Ласлав тяжело вздохнул и понуро кивнул, соглашаясь с этим. — Ну а насчёт руки, — продолжил Рентан, сменивший менторский тон и высказывания на куда более простые и главное понятные выражения, — неделю держать в покое, то есть избегать труда. Продолжит болеть — сходи в баню и пропарься, но никакого алкоголя!

— Как же ж так, в баньке-то и без чарки! — изумился пациент, ещё не до конца осознавший новые реалии. — Традиция ж ведь! Дедушку Пара задобрить надобно…

— По-моему, — скептично заметил лекарь, — его задабривают тем, что загодя, ещё при протапливании, оставляют краюшку хлеба и немного спиртного, — он демонстративно вздохнул с неодобрением. — Выдумки это про алкоголь в бане! — строго сказал Рентан, поддав на всякий случай возвышенно-моралистских изречений. — Блажь и оправдания слабых духом! Пар и чистое тело — вот что тебя в бане заботить должно!

Ласлав покорно кивнул и засобирался на выход. Рентан же, чрезвычайно собой довольный, усмехнулся ему вслед и принялся собираться. Вдруг ему помешал ещё один визитёр. Неожиданный и непрошенный, но приятный.

— Узнает об этом твоём финте Миловида — три шкуры сдерет.

Рентан обернулся на голос. Не успел пациент выйти, а в дверях крохотной каморки, где из мебели была неудобная койка да два стула, уже стоял, подперев собой дверную раму, улыбающийся до самых ушей мужчина. Он пришел не один, а в компании с внушительных размеров ящиком, который, судя по всему, ещё и весил прилично.

Звали его Локто и он был лет на десять моложе Рентана. У них было много общего: оба не из Власвы, оба связали свою жизнь с помощью тем, кто в ней остро нуждался, оба обладали определённым талантом в этом. Правда вот внешность у них различалась, и сильно. Пухленький, маленький Локто едва доставал своему другу и товарищу ярко-рыжей макушкой до плеч. Компенсировал он это шириной и извечной улыбкой.

— Подслушивать разговоры пациентов — Мирослава сдерёт с тебя пять шкур, — стараясь скрыть радость от этого визита, заметил Рентан в ответ.

— Переживу, — незваный гость весело отмахнулся и поставил ящик себе в ноги. — Меня-то она любит.

— Она просто недостаточно тебя знает.

— И слава богам! Ещё чего не хватало!