— Гром тебя раздери! — вспыхнул барон, прерывая его. — Я прошу простого ответа: успею или нет?
— Мне сложно сказать, сколько ещё ваше сознание будет справляться с видениями, господин. Вы лучше меня знаете, как это может быть опасно, — рука мужчины указала на повязку, — но несомненно, что рано или поздно ваш разум начнёт угасать.
— Пока это просто сны и, как ты талдычишь, упадок сил…
— Верно, господин, — лукаво согласился его собеседник. — Пока это просто сны. Вы уже убедились, насколько они могут быть опасны. Их будет всё больше, и они начнут приходить не только по ночам. Вы перестанете различать, где реальность, а где видение прошлого или будущего, господин. И не на мгновения, а на часы или даже дни.
— Твой отвар это отсрочит? Насколько? — одноглазый недобро осклабился. — Отвечай прямо, без увиливаний, лести и ложных надежд или сильно пожалеешь.
— В таком случае я скажу, господин, что вашему сыну необходим регент, — помолчав, собеседник добавил, — и боюсь, что вам он тоже понадобится.
— Гром тебя дери… — пробормотал барон, но из не от злости, а скорее от отчаяния.
Не став дожидаться того, что будет дальше, Рентан осторожно постучал в дверной косяк и окликнул:
— Господин Ярек, разрешите войти.
Всё в комнате замерло на мгновение, а затем развеялось, словно дымка на ветру, обнажая побитое временем помещение с минимумом убранства, погруженное в полутьму. По сравнению с видением, отражающим события почти пятнадцатилетней давности, исчезла мебель и ковры, куда-то подевалось зеркало, а на месте, где раньше крепилась люстра, теперь зияла дыра. Даже стекла из окон и того больше не было, теперь на его месте слегка трепыхалась на ветру плохо натянутая, толстая, пожелтевшая от времени и непогоды ткань.
Кобыслав экономил на комфорте отца не со зла и не специально, а потому что позволял людям вроде Венегила распоряжаться своими финансами. А вот помыслы бывшего регента и его дружков были далеки от кристальной чистоты. Особенно это обострилось после запрета на пользование лесами — тогда молодой барон окончательно попал в полную зависимость от своего двора.
— Рентан, это ты? — раздался с кровати слабый голос с едва уловимыми нотками радости. — Конечно, входи!
Кровать была единственным элементом убранства, который не изменился в комнате за эти годы. Правда, если когда-то эта деревянная, резная конструкция, размерами позволявшая уместиться на ней и пятерым, выглядела как подтверждение богатства, то теперь больше напоминала грустную насмешку. Ведь на ней лежал, сжавшись, будто от холода, давно не общавшийся с цирюльником старик, казавшийся на её фоне карликом.
Его единственный глаз слегка светился синим светом, но затухающим по мере того, как Ярек возвращался из своих видений в реальный мир. Видеть от этого старый барон лучше не стал — он ослеп ещё лет пять назад.
Рентан осторожно, неторопливо приблизился к кровати, испытывая нарастающее чувство отвращения. Не к старику, а к тем, кто держал его в форменно скотских условиях. То ли в качестве насмешки, то ли желая приблизить кончину.
— Вы запомнили мой голос, господин? — удивился лекарь.
— Разрази тебя гром! Оставь эти господинства хоть сейчас, — на мгновение вернув себе прежний звонкий и могучий голос сказал Ярек. — Твой голос я не узнаю. Как и у остальных. Даже слуг, которые здесь иногда пока ещё бывают, не различаю. — Вдруг он властно потребовал: — Помоги мне встать!
Хотя эта затея была обречена на провал, Рентан всё же попытался её исполнить. Как он и ожидал, от долгого лежания ноги старого барона перестали годиться на что-то, кроме роли обузы.
— Разрази тебя гром! — ругнулся Ярек, жестом показывая, что отказался от своей затеи, пускай и не полностью. — Помоги хоть сесть.
Это уже оказалось куда более выполнимо, хотя старого барона то и дело приходилось поправлять, чтобы он не завалился на бок.
— Я бы спросил, как выгляжу, но, к сожалению, видел. Ты знал, что мои видения теперь передают и запахи тоже? Так вот — передают.
— Как вы себя чувствуете? — проводя внешний осмотр, поинтересовался Рентан.
— Хуже, чем кажется со стороны. Сильно хуже, — устало ответил старый барон, рукой массируя грудь в районе сердца. — Я как будто горю изнутри, но всё никак не могу сгореть.
— Часто вы, эм, ваши видения проявляются видимым для посторонних образом?
— В последнее время почти каждый раз. По крайней мере, так говорят слуги, сам я этого не замечаю. Что ты видел?
— Это был наш первый разговор.
— А-а-а, — закивал барон, а его рука одновременно с этим потянулась к пустой глазнице со шрамом. — Помню.
С этого глаза всё и началось. Ярек, находясь в видении и не разбирая происходящего, схватил с пояса кинжал и вогнал его себе в глаз, лишь чудом избежав смерти — не хватило сантиметра или двух.
— Ваши видения показывают только прошлое или…
— Всё по старому, — перебил старый барон мрачно. — Что-то из прошлого, что-то из будущего. Ты спрашивал, как я тебя узнал? Видел несколько раз этот наш разговор. И знаю, что это последний наш разговор.