Скелеты в шкафу никогда не врут (СИ)

— Только, кхм, — он закашлялся, да так, что лекарю пришлось вставать и хлопать по спине, — учти, она, кх, многое пережила…

— Мы все многое пережили, — заметил без претензий, но твёрдо Рентан.

— Да. Но не все ставят это в обиду всему остальному свету. Тьфу…

Только сейчас делец заметил состояние своей ладони и, поморщившись, начал искать, чем перевязать.

— Промыть надо, — сообщил Рентан сочувственно. — Горячей водой или вином. И только потом перевязывать…

— Богатый опыт, хех? — натянуто усмехаясь, предположил Локто.

***

Для этого несомненно непростого разговора Рентан решил выбраться из «Лучшей тысячи зелий» — там было слишком тесно, душно и постоянно кто-то ходил, норовя подслушать. Гулять по городу тоже было не лучшей идеей, хотя погода стояла отличная, сама Власва бурлила, как разбуженный осиный улей — так нужных для такой беседы покоя с тишиной на улицах было сейчас не найти. Конечно, самым простым и очевидным вариантом оставалось пойти в любой минимально приличный трактир, коих в центре города хватало, снять там закуток и поговорить, но лекарю очень не хотелось поступать именно так.

Судьба расставила всё по своим местам, потому что пока Рентан терзал себя сомнениями, Локто вышел за гостьей, но вернулся не в компании молодой девушки, а лишь с непередаваемым удивлением наперевес.

— Ушла, — сообщил он коротко. — Часа полтора назад.

— Ты не сказал ей подождать там или…

— Сказал, — растерянность на лице дельца сменилось недовольством. — Кто ж меня слушать-то будет?

— Может, она сообщила кому-то куда идёт? — предположил Рентан, начиная догадываться, с кем имеет дело и, соответственно, куда нужно идти.

— Хе, — усмехнулся, — нет, но сообщила, куда может пойти каждый, кому это интересно.

Это несомненно расплывчатое описание окончательно убедило лекаря, что прежде всего идти надо к городской страже — туда, где неизменно оказывались любые смутьяны. Благо, их казарма с темницами предусмотрительно пряталась аккурат в самом центре города, за зданием городского совета. Впрочем, даже туда идти не пришлось.

Неизменным развлечением толпы во Власве являлись мелкие преступники, коих заковывали в колодки. Располагались те на специальном помосте в самом центре города. Впрочем, сегодня рядом как раз строили иной источник веселья — ещё один помост, но не для пыток и издевательств, а для артистов.

Только увидев это, Рентан вспомнил, что близится главный праздник года — пир Винарда, праздник урожая, знак смены времён года, перерождения и возрождения.

Сегодняшний набор «актёров» не был особо разнообразен: пара мужиков, судя по синякам на лицах, оказавшихся здесь за драку, да молодая девица, громко и ярко поносившая всех вокруг.

— За что она здесь?

Подходя к стражнику в клетчатой котте, сторожившему преступников, который зевал, опершись на алебарду, спросил Рентан, указывая на девушку.

— Оглох, что ли? — поморщился стражник, поправляя съехавший, явно натирающий шлем. — За это самое в адрес самого этого, как же ж его там…

Лекарь не стал мучить беднягу, заставляя угоревшего на солнце человека работать головой, просто сунул пригоршню монет.

— Я её забираю. Спросит кто — скажи, что пришёл мастер Рентан по просьбе святейшего Цимона и…

— Так же ж она же ж его и того, ну этого, — вдруг заблеял стражник.

— Значит скажешь, что он передумал, — подумав, лекарь добавил на всякий случай. — Передумал по просьбе мастера Рентана.

— Р-рентана… — невнятно повторил стражник, уже успевший спрятать деньги, но не спешащий идти выполнять просьбу. — Лекарь, стало быть?

В его голосе появился интерес того рода, который обычно заканчивался полным осмотром тела. Особенно часто — нижней его половины. Рентан поморщился, на это у него не было ни времени, ни желания.

— Зайди в лечебницу мученика Эвана и скажи, что от меня.

Стражник нехотя кивнул, похоже, не очень настроенный следовать совету, и направился, гремя ключами, освобождать не прекращавшую всё это время грязно ругаться преступницу.

Девушку, которая гостила у Локто, звали Вилорой. И хотя делец всё же назвал её имя, в этом не было необходимости. Рентан узнал её с полувзгляда даже полусогнутой в колодках — по лицу. Не в последнюю очередь потому, что пока шёл сюда, непрерывно прокручивал в голове облик той крохи, которую двадцать лет назад неоднократно видел и даже держал на руках в Оренгарде. Конечно же, она выросла и изменилась, но эти черты лица, доставшиеся ей от отца, и волосы матери ни с чем нельзя было спутать.

По Вилоре очень хорошо было видно, что её детство и юность, да и последующие годы, не были ни счастливыми, ни сытыми, ни спокойными. Такое всегда находило отражение во внешности. В первую очередь в волосах — короткая, кривая, явно сделанная собственными руками буквально наощупь стрижка многое могла рассказать о том, чем живёт человек. Есть ли у него возможность регулярно мыться и деньги на цирюльника. Про наличие дома и говорить было нечего.