На рекламном щите было изображено длинное отвратительное существо, чьи глазки торжественно созерцали дорогу. Мгновение, и оно растаяло, вернее, исчезло видение Нади.
Листы оцинкованной стали отражали пламя.
В реальность фельдшера вернул подросток, коротко заоравший от боли и потерявший сознание.
Надя еще раз посмотрела на билборд и побежала к Гоше.
…Матай ссутулился на заднем сиденье «дэу». Он был доволен. Написанный одержимым художником пейзаж запустил правильные процессы. Если раньше Матай помогал сущностям проникнуть в наш мир сквозь расширяющуюся щель, то теперь они сами помогали ему отпирать дверь.
Сущности росли, обретали формы болезней и кошмаров и примитивный злобный разум. Как дети, отлученные от родителей, желающие вернуться в семью. Но хозяева многих сущностей умерли за прошедшее время, и им нужна была другая оболочка. Сегодня они получили ее благодаря картине, особому сочетанию цветовой палитры, образам, мазкам. Вселились в первых попавшихся людей.
Большинство сущностей были просто сгустками разрушающей энергии: находя оболочку, они тут же уничтожали и ее, и себя. Кровь и боль становились смазкой, ключ проворачивался легче, немыслимые механизмы поддавались. Но были и те, кто подчинял себе «родителя» для дальнейших целей.
Лилечка, его возлюбленное дитя, пыталась помешать ему. Он знал, он чувствовал ее присутствие, ее ауру. И свой вышедший из строя «запорожец» он относил на ее счет.
Лиля вставляла палки в колеса и опекала тех троих. Но как бы она ни была сильна, он гораздо сильнее.
Дверь распахнется. Скоро родится бог.
— Трогай, — велел Матай.
Рыжая певичка послушно сдвинула автомобиль с места.
Снег уже валил плотной стеной.
56
— Боже мой, ты посмотри на это! — Ника припала к подоконнику. Солнечный свет образовывал нимб вокруг ее взлохмаченной головы.
— Смотрю, — откликнулся он, потягиваясь.
— Да не на это, — Ника одернула подол футболки. — Хватит валяться, Ермаков.
Он спрыгнул с дивана, подошел к ней и положил ладонь на талию.
За окном кружили снежинки. Двор укутался в белое, и сугробы у лавочек, у фонарей и беседки росли. К вечеру, если снегопад не прекратится, город заметет.
— Может быть, все закончилось? — предположил он. — Закончилась черная зима?
— Хочется верить… — она потерлась об него носиком.
Кристаллы льда сияли и переливались, гипнотизируя.
— Какие планы на сегодня?
— Встречать Новый год, — сказал он беззаботно, внутренне опасаясь, что она станет спорить, апеллировать к совести. Пир во время чумы. Стихи после Освенцима. Оливье и безумие.
Она медленно кивнула.
— Я запеку рыбу.
Он удержал вздох облегчения. Не носиться по Варшавцево, не искать привидений, а праздновать вместе с этой красивой девушкой — вот чего ему хотелось в последний день года. И снег был хорошим признаком. Он отбеливал, очищал.
— Мама приглашала нас в гости, — сказал Андрей. — Давай посидим у нее, а после придем сюда.
— Давай, — они поцеловались, стоя босиком на прохладном полу. — Что тебе снилось? — спросила она.
Ему снилась степь, исчерченная древними письменами, и огромный силуэт во мгле. Извивающийся, взмывающий к небесам. Черные глаза сверкали из темноты. Неведомое приближалось.
— Я не помню, — сказал он, поправляя ее локоны. — А тебе?
— Я тоже забыла.
Она сняла футболку и, голая, юркнула в постель.
— Обниматься! — сказала она капризно.
Андрей залюбовался ее ухоженным стройным телом, шагнул вперед. В ворохе скомканных простыней завибрировал телефон. Не отрывая от Ники глаз, он откапывал свой сотовый. Зрачки Ники заискрились, она выгнулась вдруг и, как гимнастка, закинула ноги к плечам, пропустив под них руки.
— Ты так умеешь?
— Ох, черт, — простонал он, отбрасывая телефон, так и не взглянув на экран.
— А вдруг это важный звонок?
Ее поза, откровенная до порнографичности, сводила с ума.
Андрей скользнул между ее запрокинутых бедер и приник губами к раскрывшемуся лону. Она ахнула гортанно.
Под боком снова запиликал телефон, он вслепую отпихнул его. Звонящий был настойчив.
— Я… — она застонала, — я скажу, что твой рот занят.
— Угу, — проурчал он.
Ника взяла мобильник и через миг отстранилась, перекатилась к стене.
— Что?..
— Классное фото, — она передала ему телефон. На экране были Карпаты и улыбающаяся счастливая, полчаса назад обвенчанная Маша Аронова.
«Как же не вовремя», — раздосадовался он.
— Ника, это…
— Твоя бывшая. Я все понимаю, — голос звучал ровно и спокойно, однако взор выказал истинные чувства. — Поговори с ней.
Ника выпорхнула из гостиной, подхватив вещи.
Андрей таращился на фотографию Маши. Телефон пищал, не переставая.
— Алло.
— Привет, — произнесла Маша. — Я не мешаю?
«Мешаешь вообще-то, — подмывало брякнуть, — я тут делаю куннилингус подруге детства».
— Нет, конечно.
— Ты давно не звонил.
— Забегался.
Ника возилась на кухне, он подошел к ней, зажав плечом телефон. Девушка застегивала бюстгальтер. Улыбнулась ему, показала жестом: разговаривай, и нырнула в ванную.
— Андрей?
— Да, я здесь.
— Я спросила, как поживает мама.