Скелеты

Они пили согревающий алкоголь и делились впечатлениями. Как парочка, поочередно посетившая аттракцион. В половине двенадцатого пиликнул дверной звонок. Третий участник шоу, третий сумасшедший, присоединился к компании.

— Привет, Ковач. Ты… красивая.

Ника устало хмыкнула.

— Ну, для человека, удиравшего от Анны Николь Смит…

— От кого? — заморгал Хитров.

— Садись. — велел Андрей. — Такие истории лучше слушать сидя. Виски будешь?

— Я за рулем.

От чая он тоже отказался. Ерзал на стуле нетерпеливо, и они утолили его любопытство. Сперва Ника, а за ней и Андрей поведали Хитрову о девице в спальне и том, что оба безошибочно опознали покойную плеймейт. Андрей описал в деталях, как отодвигалась дверца шкафа-купе, как из недр вещал загробный голос.

— Эдди? — прошептал Хитров. — Ты серьезно?

— Абсолютно.

Хитров обхватил голову руками и тихонько завыл.

— Нам пора в дурдом, ребзя.

— Моя редакторша была бы в восторге от такого материала. Сиськи мертвой Анны Николь крупным планом! Жаль, соски пришлось бы заретушировать. Мы же выходим в прайм-тайм, и дети еще не спят. Но вот Эдди она бы поменяла на более известного широким массам персонажа.

Хитров впился в Андрея пытливым взглядом.

— Вы… вы меня не разыгрываете?

— А ты нас? — вспылил Андрей.

— До моего дома семь минут ходьбы, — сказала Ника. — Пойди и убедись сам.

— Простите, — проговорил Хитров. — Пора бы привыкнуть к этой дичи. Днем я навещал свою квартиру. Внутри все было нормально, никаких змей. Но в подъезде меня нагнала соседка. Я уже закрыл дверь и собирался уходить. Тетя Женя кричала, что по ночам ей мешают спать топот и игра на барабанах. И что раздается этот шум из моего жилья. Говорит, позвонила мне на домашний телефон, и в трубку шипели. А когда она ушла, я услышал стук погремушки за закрытыми дверями, и дверная ручка задвигалась. Мне показали: мы на месте, никуда не делись.

Ника попросила бумагу и ручку. Поделила альбомный лист на две части и нацарапала в левой колонке три фамилии. В правую колонку, напротив «Ковач», она внесла:

«он поворачивает пятый ключ» (кто?) — а. н. с.

«пятый ключ» — э.

— Напомни, что дословно сказала твоя дочь, — попросила она.

Хитров напомнил. Ника пустила по кругу лист, на котором теперь возникла странноватая таблица:

Ковач «он поворачивает пятый ключ» (кто?) –

а. н. с.

«пятый ключ» — э.

Ермаков «ли-ли-я» — коллаж из кассетных обложек.

Хитров «белая лилия черной зимы» — юла чужим голосом.

— Ерунда какая-то, — сказал Хитров. — У нас с Ермаком — «лилия», а у тебя — «ключ». И какой-то мужчина — «он», тот, кто ключ поворачивает.

— Выкладывай свою теорию, — обратилась Ника к Андрею.

21

Степь распахнулась по обе стороны трассы, как черные вороньи крылья. Ее испещрили каверны и рытвины. «Опель» бороздил ночь: казалось, сбавь скорость, и шины оторвутся от асфальта, автомобиль закрутит в космическом вихре, и мрак поглотит его, перемелет челюстями жалкий свет фар и женщину за рулем.

Неля Ютанова напряженно следила за дорогой. Она убеждала себя, что все хорошо, что вообще не было нужды срываться в Варшавцево раньше срока. Она ведь договаривалась приехать за сыном послезавтра. Подумаешь, не берут трубку! Денис мог уснуть, спит он крепко, а папин слух ослаб с возрастом. Незачем паниковать. Внук обожает гостить у деда, а Неле требовалась пара свободных дней. Почему же вместо того, чтобы улаживать насущные вопросы, спокойно готовиться к празднику, она летит по шоссе, и тревога высасывает душу?

Причина была, и о ней Неля не рассказывала никому на свете. Предчувствие. Медный колокольчик, трезвонящий внутри. Тот, что разбудил ее шесть лет назад и сообщил о маминой смерти. Тот, что бесновался, исходил трелью, когда младшего брата убили на реке Терек. И Неля, сгорбившаяся над конспектами в своей общаге, вздрогнула, будто от электрического разряда. Она поняла, что прямо сейчас, в эту минуту, Паши не стало. До похоронки, до доставленного из Дагестана закрытого гроба.

Пашу зарыли на Варшавцевском кладбище, повесили мемориальную табличку в школе. Потеря сына подкосила родителей. Папа, и прежде прикладывавшийся к рюмке, запил по-черному. Не проходило дня, чтобы он не напивался у сыновней могилы. А захмелев, он измывался над матерью, задирал соседей. Ее, Нелю, однажды ударил ногой в живот, так что девушка четверть часа не могла нормально вздохнуть. И это при том, что в детстве он ни разу не порол ее ремнем. На маминых плечах цвели синяки. Настоящего отца, доброго, отзывчивого, вытеснил злобный и гадкий подменыш.