Схожу-ка я замуж!

Так и пошло. Ходят люди по бревнам, балансируя, как начинающие канатоходцы, мучаются, но знают: временно это, будет мост. Потом будет. Но потом засвистела метель, народ облегченно вздохнул и стал пересекать ручей по надежному льду, и о мосте уже, естественно, никто не говорил. Весной же новые заботы: посевная. Как говорится, не до того, а к лету — засуха — пересох ручей, и снова нет проблем. Так вот, незаметно, под аккомпанемент времен года и сельских будней бревна, положенные «на живульку», укоренились, подернулись диким мохом, срослись с глиняными берегами и прочно вошли в деревенский архитектурный ансамбль.

Ах, живулька, живулька! До чего же многолика и живуча скучная суровая нитка, пришедшая к нам из портновского далека.

Смотрю я на этих молодых, очень симпатичных женщин, которые пьют компот и какао из огромных тяжелых тарелок, и опять же вижу живульку.

Так уж и нет стаканов? Неужели? Не верю! Стаканы лежат там, где надо. Но пока они лежат там, где лежат, компот можно пить из тарелок. Это уж точно! Не навсегда из тарелок, а временно, временно! Пока нет стаканов, которые будут, будут!

И пошли в ход прихваченные «на живульку» увесистые металлические тарелки-миски. Ставит такую миску перед собой милая голубоглазая девушка и тихонько оглядывается по сторонам: наслаждаться кофе, приблизив тарелку двумя руками, неловко, а прибегнуть к столовой ложке просто даже смешно, не харчо же! Одно утешение: не ты одна в таком нелепом положении.

…Кто-то разбил стекло в подъезде, и косые струи дождя пулеметными очередями расстреливают жильцов, спешащих на работу. Огорченные жильцы надеются, однако, что, возвратясь домой после трудового дня, найдут окно застекленным.

И действительно находят. Зафанеренным. Уныло стало в подъезде, темновато. Но на все вопросы у домовой администрации один утешающий ответ: временно. Администрация даже обижается: в помещении-то сухо стало, сквозняков нет. Потом застеклим. Обязательно. Потом.

Но потом жильцы просто привыкают к фанерному окну, так как человеку свойственно привыкать к окружающей обстановке, и все становится на свои места.

Как просто и легко пользоваться живулькой! Правда, если пришивать рукав к пиджаку, надо пуд соли съесть, чтоб не морщило, чтоб как влитой рукав был. Но это без живульки. А с ней раз, два, три — и все: висит рукав на пунктирной строчке, и видимость пиджака налицо.

Скажем, продавали билеты в баню города Сердобольска, как обычные билеты установленного образца, а когда их запасы стали иссякать, начали продавать вот что:

И разгоряченный помывкой посетитель, вытащив вместе с мелочью на пиво остатки билетов, прочтет случайно эти странные до безумия слова и подумает, что наверняка пересидел в парной и голова кругом.

Но мы-то с вами, дорогой читатель, знаем, что это такое. Чу, вы слышите? Та же самая ссылка на «временно», на «пока», вот, дескать, перебьемся немного — и будут настоящие билеты. Да ведь это же живулька, только с банным уклоном!

Вспоминается мне и письмо с одной комсомольской стройки. Про живульку, обернувшуюся старыми вагонами, в которые временно поселили ребят, обещая скорый переезд в новый дом. «Скорый переезд» затянулся на год, а дом тем временем заселили. А на жалобы одна отговорка: так ведь временно, потерпите! Вода есть, крыша есть, даже музыка есть, а уж о молодости-то, когда все впереди, и говорить не приходится; ее даже больше чем надо!

Хорошая это лазейка — живулька! Никаких тебе усилий, а видимость заботы налицо. И заботы и работы. А главное, железная формула, которой нельзя не верить: временно! Действительно это так — временно. Но, спрашивается, зачем терпеть неудобства даже временные, зачем временно портить себе жизнь из-за чужой нерадивости, черствости, лени и равнодушия?

А вообще-то я ничего против живульки не имею. Если употребляется она по своему прямому назначению, в портновском деле.

АУ, СОСЕДИ!

Подошел мне на улице незнакомый мужчина и вызвался поднести сумку с продуктами, а когда я отказалась, он говорит: «Не стесняйтесь, я же ваш сосед!» Самое забавное, что он действительно оказался соседом: десять лет живет этажом выше, но я никогда его не видела. Не кажется ли вам, что сосед как таковой вымирает? Ю. ФОМЕНКО, г. М-а.

Прочитал я это письмо, придя домой после работы. Вокруг стояла оглушительная тишина: ни шороха, ни звука. Просторная лоджия была прочно перекрыта непроницаемой стенкой, и за перегородкой вроде бы никто не жил. Все окна в доме напротив были тщательно зашторены.

Я сел на подоконник и посмотрел на улицу. Рядом поблескивала овеянная дождевой пылью пожарная лестница, и мною внезапно овладело фантастическое желание: захотелось вдруг, чтоб по ней забрался мой старый, потерявшийся теперь в дебрях новостроек сосед Ромка-Ромео, как это он делал иногда, если возвращался за полночь, а входная дверь была на цепочке. Чтоб, подтянувшись на последней перекладине, он прыгнул на подоконник моего гостеприимно распахнутого окна и, поскрипывая мокрыми кедами, прошел в свою комнату напротив.