Схватка

— Вот ты себя и выдал!.. Охо-хо, дела сердечные, — сказала она раздумчиво, снова точно забыв о томившемся рядом Юре, об этом совещании с его нервотрепкой и путаницей. — Как мы себе иногда ломаем жизнь… Где бы надо потерпеть, уступить — нет, борьба самолюбий, все растопчем. Кто бы умный посоветовал, нет никого рядом. А потом жизнь вкривь и вкось. И пошло, и пошло, и некого винить… Себя!

— Она плохая?

— Что-то все это непохоже на разговор с парторгом, — улыбнулась она. — Плохая, хорошая… Многое зависит от первого шага, какой тебе человек попадется. И потом, одна живешь или под одной крышей с маменькой — тут все по-иному складывается.

— Сама уже мать.

— По-твоему, чистота определяется невинностью, а нравственность — количеством романов? Чушь. А порочную невинность не встречал? Нет, милый, главное в человеке — умение жить для людей, душевная щедрость. Просто, ясно и старо как мир… А иначе зачем жить? Для себя?

— Не нравится она тебе?

— Лишь бы тебе нравилась.

— А все-таки… — Теперь уж он сам себе был не рад.

— Ну что ты пристал? Только мне этого еще не хватало сейчас — залезать в чужие дела.

— А может, я плохой, — сказал он рассеянно, гася вспышку и почти с облегчением отводя на себя удар. — Правда, по-настоящему-то были вместе раз, а я прямо замучил ее ревностью, наверное, нелегкий я. Ты права, конечно, права… терпимость…

Умолк под ее пристальным взглядом.

— Так далеко зашло? — Она покачала головой. — Честно говоря, я не была готова к этому разговору. Думала, она по-прежнему встречается с профессором. Как-то видела их вместе на Таганке, еще до приезда.

— В театре?

У него вспотели ладони.

— О боже, ты в самом деле ревнивец… — Она поморщилась, нетерпеливо залистав тетрадь, чувствовалось, беседа Любу уже тяготит — не до того ей, да вот вид у Юрки что-то уж очень жалкий.

— Он же старик!

— Ну и что! — сказала она почти зло. — Сколько хочешь таких альянсов. Все-таки личность, интересный человек, и не без денег, а это создает соответствующий антураж. И потом, одинокая женщина, ищет опоры. И не такие бывают зигзаги.

— Но ведь считается — замужем.

— Считается — не считается.

— Да-да, конечно. Одинокая…

— Ну, правда, не все одинокие одинаковы.

— Хочешь сказать, что для одних просто, для других…

— Для всех просто, — отмахнулась Люба, — все зависит от характера.

— Значит, все-таки не по душе она тебе.

— О тебе речь! Просто, мне кажется, вы разные люди. И не потому, что она плохая или ты плохой. Разный жизненный опыт. Это как несовпадение в сплаве, разнородная связь… А может, я не права, не знаю, ничего я не знаю! Хватит… Зачем я тебя оставляла?

— Тебе видней. — Внутри у него то возгоралось, то снова тухло.

— Да, попрошу Семена выкроить для вас «печные» часы. Рискнем, пожалуй. Ну а Чеховская твоя согласится на сверхурочные? После всего…

— После чего? Ах да, влияние профессора… — В душе рождалось странное безразличие ко всему. — Тут главное, чтобы Семен не заартачился.

— Семена возьму на себя, попробую. А вообще, хорошо бы довести конфликт до директора. Слушай, — оживленно вскинулась Люба, — все-таки вы однополчане, напомни ему. Потом, ты член цехового партбюро, сходил бы сам и по-дружески, по-мужски…

Юра покачал головой. Вряд ли что получится. Вспомнилось, как заезжал к ним, бывало, в гарнизон замполит Иван Петрович. Тогда он казался простецким, веселым, много шутил. А теперь… Даже если запомнил, не подает виду, сухой кивок при встрече — и будь здоров. Вчерашний случай в театре и вовсе не располагал к дружескому визиту.

Все это промелькнуло мгновенно, и он сказал:

— Избавь меня пока…

— Уж не поцапался ли и с ним ненароком? — пытливо спросила Люба. — С тебя станется.

— Да ничего особенного! Просто он какой-то не такой, раньше другим казался. Черствый…

— Переживи-ка, что ему пришлось.

— Многие пережили войну.

— При чем тут война? Ты что, не знаешь его историю? Хотя… да, вас же в апреле расформировали.

— О чем ты?

— Он ведь, когда в Москву отозвали, жену оставил в каком-то поселке, у дружка своего, бывшего партизана. А эти гады недобитые, бандюги, как уходили за кордон, сожгли дом и всех… Не знаю уж, что там было, надругались… Жена друга каким-то чудом осталась жива. Он потом вызвал ее к себе, вот и живут, а прошлое не забывается.