Схватка

На газете появились бутылки с замысловатыми наклейками, шоколадный набор, и стол, словно Золушка, в мгновение ока обрел новый наряд. Вилька захлопала в ладоши. Сразу стало шумно. Семен, благодушный, представительный, был похож на доброго принца.

— Петрушку поздравляю. Честной компании — салют!

На скулах Семена розовели пятна. Он был уже совсем навеселе. Видимо, нашел-таки общий язык с Чугуновым. Шурочка поспешно подвинула ему стул, но он усадил Анфису, а сам притащил от приемника кресло, водворил его между Петром и Волобужским и сразу же оказался в роли тамады. Тосты под его началом приняли скоростной темп.

Пили за именинника, за «дай бог не последнюю», за женщин, без которых, по убеждению тамады, «не было бы жизни».

— Вот именно, нету от них житья, — веско вставил Волобужский, нажимая на шоколад.

Семен, перегнувшись через стол, уже подкладывал Шурочке в тарелку. Петр сиял, полные губы его счастливо вздрагивали, когда по примеру Семена, нависнув над закусками, он стал ухаживать за Вилькой.

— Ну что ты в самом-то деле! Выпей! Хоть немножко…

Семен, уставясь на Шурочку, проникновенно-насмешливо стал читать нараспев:

…Я вижу, вижу ваши грустные,
Неукрощенные глаза…
Они меняются в мгновенье,
И мне видна издалека
Для всех закрытая презреньем
По ком-то острая тоска…

Нарочитость и вместе с тем как бы смущение звучали в его прерывистой декламации.

Шурочка удивленно вскинула бровь. Но тут неожиданно на середину комнаты скакнула Анфиса. И ухарская частушка потонула в неистовой дроби каблучков. Она вся колотилась, держа на отлете концы косынки и не спуская с Семена вызывающих глаз.

— Гениально! — воскликнул Семен. — Инвентарной люстре капут! — Он мельком взглянул на Шурочку. Та понимающе опустила ресницы. — Братцы! А мы что — хуже? Предлагаю, пусть каждый продемонстрирует…

— Кто во что горазд, — солидно уточнил Волобужский.

— Ага! Ловим на слове. Давай, Викентий Викентьевич. Фанты по очереди.

Все засмеялись, зашумели. А больше всех Шура. Юрий чувствовал, что вечер не обещает ему радости. Вино не помогло. Слегка покалывало в ушах, озноб продолжался. «Невеселые дела, — подумал он. — Уйти? Неудобно». И он сидел рядом с Шурочкой, точно прилип.

— Просим, Викентий Викентьевич, просим! По старшинству.

Волобужский чистосердечно распластал на груди ладонь:

— Увольте! Не те лета, — и вдруг хлопнул себя по залысине: — Ба! Могу, как говорится, организовать танцы.

Он важно поклонился, подошел к приемнику и, слегка изогнувшись, принялся ловить волну. Из приемника хлынул град грохочущих синкоп.

Шурочка рассеянно улыбалась. Юрий увидел наплывшее лицо Грохота. Тот даже слегка расшаркался, спросив у Юрия разрешения.

— Что она, моя собственность? — буркнул Юрий и понял, что его не услышали.

Джаз неистовствовал, двое танцевали почти на одном месте, чуть шевелясь, точно водоросли на морском дне. Шурочка, в черном облегающем свитере с жемчужной ниткой, в темном шлеме волос, была и впрямь похожа на диковинный цветок, трепетно живший в почтительно-властных руках. Семен что-то шептал ей. Шурочка насмешливо улыбалась, отведя длинную бровь.

Юрий уткнулся в тарелку. Есть не хотелось.

— Пойдем? — потянула его за рукав Вилька. — Что ты сегодня такой кислый?

— Не хочется. Отвык, честное слово. — Он старался изобразить вежливость.

— А я? Меня забыли? — заныл Петр.

— Ты мне все ноги отдавишь, как на танцплощадке!

Волна уплыла, сбитая помехами.

Шурочка села, обмахиваясь, на миг прислонилась к Юрию, он подвинулся.

— Ты что? Головка болит? — мельком коснулась его лба, сделав большие глаза. Слишком большие, чтобы быть искренними.

— Э-э, хватит нежничать! — заорал Грохот. — Не будем эгоистами! Шурик, твоя очередь. «Осенний дождик». Просим!

Гитара со стены перекочевала к Семену, затем к Шурочке. Она как будто колебалась.

— Просим, про-си-им!

— Как королеву, — торжественно взмолился Семен. — Даже могу встать на колени! — Он в самом деле встал на колено, сложив ладони, красный, взбудораженный, точно впитывал в себя влажный блеск ее глаз. — Юрка, используй влияние. Ради коллектива, ты ж это умеешь!

Было жарко. И было такое ощущение, будто сдавили с боков. Он отвернулся.

— По-моему, здесь каждый за себя отвечает. — Шурочка взяла аккорд.

— Вот именно! — воскликнул Семен. — Золотые слова.

— И вовремя сказаны, — поддакнул Волобужский, снова принимаясь за шоколад.

Голос у Шурочки чуть резковатый, с цыганскими низами. И странно до боли звучала песня про осенний дождь, холодный город и водосточные трубы.

Трубы, ах трубы, сделали трубочкой губы,
Чтобы прохожим выболтать тайны домов…

Голос снижался до шепота. И сизые, как ягоды терновника, глаза раздаривали самое сокровенное. Всем!