— А ты Гаррисон, после всего произошедшего с тобой, согласен, вместе со всеми оказаться в огненном аду? Вижу, что данная перспектива не по тебе. Когда ты на ощупь пробирался к рукояткам управления напорной и сливной магистрали, зная, что в любой момент и сам можешь стать масляным туманом, думал ли ты, что по милости наших, — Хэмптон растопырил пальцы обеих рук, — стра-те-гов…, мы все станем заложниками какой-то дурацкой кнопки? Отвечай, мой механический брат, боишься ты или нет?
— Что тут говорить? — вопросом на вопрос ответил Гарри-сон и добавил, как его нынешний напарник:
— Не знаю, не думал еще.
Не добившись должного ответа и от Гаррисона, Хэмптон встал из-за стола и пошатываясь прошелся между столиками, разливая из бутылки остатки спиртного всем, кто попался на его пути. Присев рядом с Канетти, он продолжил:
— Вот ты, Тони, — обратился он ко всеми уважаемому в экипаже старшине. — Зачем тебе чернокожему многодетному папаше лезть в это пекло? Ну, скажи мне откровенно, зачем? Молчишь? Конечно, ты друг самого капитана! Тебе не ловко. Но вот что я тебе скажу, Тони.
Хэмптон для большей убедительности встал на стул и гаркнул во весь голос:
— Никто нас больше не родит на этот свет, господа! Это я знаю точно! А, твоим малышам, Тони, нужен ты, а не эти блестящие бирюльки на груди и героические подвиги! Плевать на все награды, когда речь идет о собственной жизни. Тони…
Хэмптон потерял равновесие, но собутыльники, и прежде всего Тони, успели его подхватить. Перед тем как отключиться, он дружелюбно похлопал ладошкой по его чернокожей щеке и сказал:
— Ты даже здесь пытаешься кого-то спасти. Извини, дружище, но в этот поход ты пойдешь без меня.
Часть компании убыла передавать Хэмптона из рук в руки его супруге — благо, они жили недалеко от ресторана. Другая часть, состоявшая в основном из холостяков, под впечатлением от речи свалившегося со стула оратора, ещё долго донимала окружающих своими пьяными выходками и выкриками. Особенно буйствовал связист. Как и Хэмптон, он поддался паническим настроениям.
— Та пошли они все к Дюреру-Фюреру! — ни при каких обстоятельствах он не забывал про своего «лучшего» друга. — Хэмптон был прав, когда орал со стула…
— Мама! Мамочка! — театрально воскликнул Генри. — Ты никогда не узнаешь, где бросил свои кости твой любимый сынок… Мама! Роди меня обратно!
До военной полиции дело не дошло — в Бангоре привыкли к встречам и проводам подводников.
У Беста была налажена система сбора внутренней информации. К утру, он знал обо всём произошедшем в ресторане в подробных деталях. Бест никак не ожидал, что после ухода из этого заведения основного командного звена, там разразится пьяная разборка с разглашением тайных сведений, а пьяные выкрики отдельных личностей трансформируются в рапорта с просьбой о переводе на береговую службу или увольнение. Основной виновник, а это, как известно, был штурман, получил своё — он уже давал показания перед соответствующими органами флота о разглашении военной тайны. Пришлось приложить немало усилий, чтобы штурмана не заменили на другого офицера.
Бест понуро прохаживался по причалу, изредка поглядывая на дежурную команду, загружающую во все люки продукты питания и вещевое снабжение. В руках он держал два рапорта: один был от старшины команды электриков, другой — от связиста. Вскоре эту новость знал каждый, что не лучшим образом отразилось на морально-психологическом состоянии экипажа. Как Бест не уговаривал отщепенцев, пришлось искать им замену. Через некоторое время, экипаж без команды сверху построился, чтобы проводить своих бывших сослуживцев. Дюрер, по старой привычке, прокомментировал случившееся уже не раз звучавшей из его уст фразой:
— Крысы бегут с корабля!
Связист обернулся на эту реплику и хотел, опять же по старой привычке, что-то возразить своему «другу» механику, но улыбнулся и спокойно сказал:
— Несмотря на все твои пакости, Девис, я на тебя не сержусь и желаю удачи!
— Он впервые назвал его по имени! — раздалось из толпы. — Он даже не сказал Дюрер-Фюрер!
— Вот чёрт! — спохватился механик, как будто до него только сейчас дошло осознание того факта, что связист действительно покидает «Гоуст». -Похоже, я переборщил! Может, всё же вернешься, дружище Генри?
— Он сказал «дружище»! — опять раздалось из толпы.
— Я серьезно! — взмолился механик. — Клянусь реактором — больше ни одной крысы!
— Поздно, Девис! Надо было раньше.
— Слово офицера!
— Прощай, приятель!
— Жаль, Генри! Мне тебя будет не хватать!
— Я это знаю.
Теперь они стояли друг против друга и неожиданно для всех присутствующих обнялись. Строй подводников приветствовал этот жест примирения гулом одобрения. После того как строй распался, каждый посчитал своим долгом персонально попрощаться с бывшими сослуживцами. Их никто не осуждал — слишком много было пережито вместе в отсеках «Гоуст». Бест также подошел попрощаться с ними, сказав напоследок:
— Я объяснил командованию ваше решение семейными проблемами. Последствий не будет. Удачи!