Схватка за Рим

-- Нет, мой старый, неисправимый язычник. Твоя Валгалла уже погибла. Слушай, что помогло мне. Вчера я отослал прочь епископа и глубоко погрузился сам в себя, я всею душой молился Богу, и мне стало спокойнее. И видишь, ночью я спал так хорошо и крепко, как много месяцев уже не спал. И когда я проснулся, во мне уже не было прежней тоски. На душе у меня было легко и ясно. Я думал: преступление совершено мною, и никакое милосердие, никакое чудо Господа не может уничтожить его. Хорошо, я должен понести наказание. И если Он -- гневный Бог Моисея, то Он отомстит за Себя и накажет не только меня, но и дом мой до седьмого колена. И я подчиняюсь, я и мой род, этому гневу Божию. Если Он даже и погубит всех нас, Он будет справедлив. Но именно потому, что Он справедлив, Он не может наказывать за мою вину весь благородный народ готов. Он не может погубить их из-за преступления их короля. Нет, Он этого не сделает. И если когда-либо народ этот и погибнет, то я чувствую, что он погибнет не из-за моего поступка. За свое же преступление я предаю себя и весь свой дом мести Бога. И в душу мою снизошел мир, и теперь я могу умереть спокойно.

Он умолк. Гильдебранд поцеловал руку, поразившую Одоакра.

-- Это было мое прощанье и благодарность тебе за твою пятидесятилетнюю верность. Теперь остаток моей жизни посвятим нашему народу готов. Помоги мне подняться -- не могу же я умереть, лежа на подушках. Подай мне вооружение. И не перечь! Я так хочу и могу.

Гильдебранд должен был повиноваться. Король с его помощью встал с постели, набросил на плечи широкую пурпуровую мантию, опоясался мечом, надел на голову шлем с короной и, опираясь на длинное копье, стал, прислонясь спиною к одной из колонн посреди комнаты.

-- Теперь позови мою дочь и Кассиодора. И всех, кто там есть.

ГЛАВА VII

Гильдебранд отдернул занавес, отделявший комнату короля от соседней, и все, бывшие там, -- туда явилось еще много готов и римлян -- с удивлением увидели спокойно стоявшего короля. С благоговейным молчанием приблизились они к больному.

-- Дочь моя, -- сказал он, -- готовы ли уже письма в Византию, извещающие о моей кончине и о вступлении на престол моего внука?

-- Да, отец, вот они, -- ответила Амаласунта, протягивая ему три письма. Король начал читать.

-- Императору Юстину. Второе -- его племяннику Юстиниану. Конечно, ведь он скоро будет носить корону. Он и теперь уж управляет всем. Писал Кассиодор -- я вижу уже по прекрасному слогу. Но что это? -- и открытый лоб короля наморщился -- "... прося принять мою молодость под вашу императорскую защиту". Защиту? Это слишком. Горе вам, если вас будет защищать Византия! Вычеркни эту фразу и поставь вместо нее: "полагаясь на вашу дружбу". Этого достаточно для внука Теодориха. -- И он отдал письмо Кассиодору. -- А кому же это третье? "Феодоре, благородной супруге Юстиниана". Как! Танцовщице из цирка? Бесстыдной дочери усмирителя львов?

И глаза его засверкали.

-- Но она будет скоро императрицей и имеет огромное влияние на своего супруга, -- заметил Кассиодор.

-- Нет, дочь Теодориха не может писать женщине, которая попрала женский стыд. -- И он разорвал письмо и бросил клочки на пол.

-- Что же, мой храбрый Витихис, будешь ты делать после моей смерти? -обратился он к одному из бывших тут готов.

-- Я буду обучать пехоту в Триденте.

-- Никто лучше тебя не сделает этого. А ведь ты до сих пор не высказал мне своего желания, ведь помнишь, после борьбы с гепидами я обещал тебе исполнить всякую твою просьбу. Что ж, у тебя и до сих пор нет желания, которое я мог бы исполнить?

-- Да, король, теперь есть.

-- Наконец-то! Я очень рад. Говори же, в чем дело.

-- Сегодня должен подвергнуться пытке один несчастный тюремный сторож за то, что не захотел пытать одного обвиненного. Король, освободи этого человека: пытка постыдна.

-- Тюремный сторож свободен, и с этого часа пытка уничтожается в государстве готов. Кассиодор, позаботься об этом. Храбрый Витихис, дай мне твою руку. И чтобы все знали, как глубоко уважаю я тебя, я дарю тебе своего Валладу, этого благородного золотистого коня. Возьми его в память этого часа вечной разлуки. И если когда-либо ты будешь в опасности, сидя на нем, или он откажется повиноваться тебе, -- тут король нагнулся к графу и очень тихо сказал, -- прошепчи ему на ухо мое имя... А кто будет охранять Неаполь? Этому дружелюбному, жизнерадостному народу надо дать такого же веселого и мягкого начальника.

-- Начальником гавани Неаполя будет молодой Тотила, -- ответил Кассиодор.

-- Тотила! Этот лучезарный мальчик, любимец богов! Ни одно сердце не устоит против него. Впрочем, сердца этих вельхов! -- Король вздохнул и продолжал. -- А кто будет оберегать Рим и сенат?

-- Вот этот благородный римлянин, Цетег Цезарий, -- ответил Кассиодор, делая Цетегу знак приблизиться.

-- Цетег? -- повторил король. -- Я его знаю. Взгляни на меня, Цетег.