Схватка за Родос

Вот такой состоялся обмен высокими нотами, чей текст вовсе не является авторским вымыслом, но сохранен в разных исторических трудах, хотя и в несколько отличных редакциях. Нет сомнений в том, что Сулейман пытался стоять на своем и опровергнуть обвинения в адрес султана, оправдать нарушение им своих клятв и прочее — все это естественно и объяснимо. Однако разве туркам нужен был мир с орденом? Нужно был захватить Родос и выжить иоаннитов с него и окрестных островов, посему переговоры кончились ничем, армия Мизака не отошла, и участь Родоса предстояло решить оружием, а не дипломатией.

Снова был открыт ураганный огонь изо всех орудий, начиная с самых больших пушек и заканчивая кулевринами и серпентинами. Словно кроты, турки рыли подкопы, стремясь проникнуть в крепость изнутри или разжечь огонь под фундаментами стен и башен, дабы обрушить их. Однако христиане успешно с ними боролись самыми различными способами — взрывали контрмины, вытравливали роющих дымом и даже такими невероятными для современно читателя способами, как запусканием в подкопы разъяренных ос и пчел.

Конечно же, были и стычки. Великий магистр постоянно держал при себе французское конное подразделение из рыцарей-иоаннитов и рыцарей-добровольцев под командованием своего славного верного брата, которое постоянно тревожило осаждавших и губило их людей и пушки. Задействовал д’Обюссон и аркебузиров получившего чин орденского командора Шарля де Монтолона.

Стяг великого магистра, гордо реявший над итальянским постом, наглядно свидетельствовал нехристям, что д’Обюссон — там и ждет их. Нельзя сказать, что это смертельно пугало врагов, но и жизнерадостности им тоже не прибавляло.

Не надеясь исключительно на силу оружия, магистр искренне уповал на помощь Бога, поэтому после окончившихся ничем переговоров во всех храмах города усиленно шли богослужения, а сам магистр не раз в слезах преклонял колени перед алтарем Господним, препоручая Всевышнему судьбу Родоса и безопасность его жителей и воинов.

Тянулись дни, все новые и новые жертвы отходили в мир иной. Всеобщее ожесточение нарастало. Лес кольев, предназначенный для родосских жителей, все более и более увеличивался, а в ответ на это греко-латиняне тоже посадили на колья десяток-другой пленников, также продемонстрировав туркам и другие виды европейских казней. Кто-то из пленников и предателей был повешен за шею, кто-то — за ногу, как это было принято в Европе, а кого-то распяли на "вилке" вниз головой с растопыренными по двум большим сучьям ногами.

Оставалось совсем немного для того, чтобы магма ярости вылилась наружу, и Мизак-таки спровоцировал ее. Сам ли, по совету Али-бея или старичка Сулеймана — кто знает?

Неоднократно в порыве гнева Мизак заявлял, что отдаст Родос на разграбление в случае его взятия, и при этом замечал, что в его воинах как-то сразу возрастали воодушевление и храбрость. И вот 26 июля он торжественно провозгласил перед собранными по такому случаю войсками:

— Еще одно усилие — и город ваш! Его укрепления сравнены с землей, поэтому вам всего лишь останется перебить эту кучку фанатиков. Идите на них, как море, волна за волной, пока кяфиры не дрогнут от усталости и отчаяния! Режьте всех — взрослых, стариков, женщин, утоляйте свой гнев на них! Оставляйте только детей на продажу и помните о том, что пятая часть добычи идет в личную казну великого падишаха! Остальное — ваше, борцы за веру! Родос отдается вам на разграбление сроком на три дня. Клянусь Аллахом и его Пророком — да благословит его Аллах и приветствует! — а также сорока тысячами пророков и жизнью моих сыновей в том, что захваченная добыча будет поделена справедливо!

Гул радости пронесся над войсками. Янычары загудели свое неизменное: "Керим Аллах, рахим Аллах! Гу-у-у-у-у!" Полудикие конники загарцевали на конях, размахивая саблями… Все рады были бы немедленно наброситься на гяуров и покончить с этим домом неверия, предав булату и огню. Башибузуки уже полезли было, но, получив свою порцию ядер и свинца, отошли на исходные позиции.

— Завтра, все завтра, дети мои! — успокаивал свое буйное воинство Мизак, хотя и сам ликовал. А что? В конце концов, давно надо было посулить им Родос. Он-то, Мизак, все равно в накладе не останется… И Мехмед, конечно, тоже, а остальные — пусть сами о себе заботятся. Вон Али-бей прибыл практически ни с чем, а теперь сколько сундуков с добром припаковал?..

"Родос завтра падет, не может быть, чтоб не пал… Колокола звонят… С чего бы? А, вечерня праздника наступает…"

В Византии новый день начинался с заката солнца. Вполне естественно, что родосские греки начинали празднование накануне, и кому как не ренегату Мизаку-паше, греку по происхождению, было лучше это знать?

"Какой же нынче день настает? А, святого Пантелеймона… Ну, будет им праздник! Надолго запомнят, кто в живых останется…"