Схватка за Родос

И он послал на штурм янычар, и сам, вынув саблю, пошел сбоку от них, поклявшись Аллахом, что зарубит каждого, кто струсит и отступит! Но это был, конечно же, аффект — гордые пожиратели султанского супа не нуждались в подобном подхлестывании. Теперь, когда бестолковые башибузуки и убогие азапы истерзали противника, в дело вступят они, слава великого падишаха, ветераны всех его славных походов, безжалостная гроза Константинополя и Трапезунда. А ведут их старые, иссеченные шрамами воины Мурада, отца Мехмеда, для которых из всех изведанных радостей жизни осталась, пожалуй, лишь последняя — славно пасть на поле боя, под победные крики молодых соратников и вопли истерзанных обитателей Родоса.

На самом острое атаки — сотня избранных бойцов серденгечти — "рискующие головами". Под оглушающий грохот барабанов новой волной они накатываются и покрывают несчастные стены поста Италии под прикрытием яростной стрельбы лучников. Среди атакующих, шибко не высовываясь и не отставая, — сам Мизак, четвертый визирь Мехмеда Завоевателя. Их встречают менее измотанные оверньцы под командой виконта де Монтэя, но напор свежих, да притом еще отборных сил, чересчур силен, крестоносцев нещадно рубят.

А, вот и золотые доспехи магистра! И вся орденская верхушка с ним, надо полагать! Мизак, конечно, не будет рисковать своей головой ради возможной славы победителя д’Обюссона в поединке. К чему? Палеолог далеко не уверен, что одолеет столь грозного, хотя и израненного и измотанного врага в единоборстве. Посему он "спустил" на него янычар, и те, подхлестывамые удалью и небывалым обещанным вознаграждением, сквозь мечи и копья защищавших д’Обюссона рыцарей, прорываются к магистру. Получают серьезные и смертельные раны его ближайшие друзья и сподвижники. Рухнул, как подкошенный дуб, старый богатырь Иоганн Доу, сбит наземь великий адмирал, великий маршал не устоял, получив добрый удар по голове, страшный в своей ярости пес грудью бросился на защиту любимого хозяина — и пал, пронзенный пикой… На какой-то один непродолжительный, но самый трагический момент доблестный француз оказывается один перед лицом двенадцати озверелых врагов! Магистр дерется, как лев, но у нас же жизнь, а не легенда, не возвышенная сказка, а Пьер д’Обюссон не титан, не полубог, а простой человек из плоти и крови.

Стрела, выпущенная с убойно близкого расстояния, пронзает его доспехи и впивается в бок, копье янычара также пробивает его малиновый табард и золоченые латы и поражает легкое. При этом герой получает практически одновременно еще три тяжелых раны, а оружие его преломилось. Еще миг — и рыцари отбивают своего израненного магистра, рубя напавших на него янычар и сами падая под ударами османских широколезвийных топоров, пик и пуль. Храбрые оверньцы защищают собой магистра и оставшихся в живых его спасителей. Кровь д’Обюссона остается на руках тех, кто пытается увести магистра, а он в пылу битвы словно не чует своих жестоких ран. Ему говорят, в который уже раз, что ему надо выйти из боя и спасти свою драгоценную жизнь ради ордена и Родоса, но он не внемлет. Может, уже знает, что ранен смертельно? Он берет меч у одного из рыцарей и тяжело говорит, харкая кровью из пробитого легкого:

— Оставьте меня, братья! Ляжем здесь все, на этом месте — можем ли мы умереть более славно, чем на защите веры Христовой? Ведь на то мы и призваны… — Он не смог сразу докончить, судорожно глотнул воздух, словно вынутая из воды рыба, и затем прокричал с усилием: — Вперед! Бейте их!.. Христос с вами, дети мои!

И первым ринулся в атаку, нанес несколько ударов, но был опережен разъяренными иоаннитами, кинувшимися в последнюю атаку на янычар.

Размахивающий тяжелым топором, словно былинкой, сэр Томас Ньюпорт кричал:

— Да что нам тут теперь? Вожди наши полегли, так нам ли, на вселенский позор, пережить их? Руби изо всех сил, а Бог Сам решит, кого прибрать, кого оставить!

Великого магистра, опустившего меч и теряющего сознание, выносят из боя, равно как и изрубленную верхушку ордена. По счастью, и адмирал, и маршал ранены не смертельно. Жив и старый Иоганн Доу, только очень уж иссечен и прострелен…

Яростно бьется с врагами старый сэр Грин — он уж и сам не единожды ранен, но человек больше пяти он точно уложил. Ярость вселяется в старого воина, что недоглядел он, как тяжело ранили его любимого внука!.. У сэра Ньюпорта — что ни удар топором, то турецкий труп. Теперь Джалутом[41] зовут уже его! Притулился к руинам крепостной стены тяжело раненный Пламптон, тоже снесший во славу Господа несколько вражьих голов, прежде чем сам получил удар ятаганом. Торнвилль получил две небольшие раны во время вылазки и теперь ожесточенно рубит врагов мечом, некогда полученным им от самого д’Обюссона. Теперь, полагая, что магистр Пьер погиб, англичанин безжалостен и беспощаден в своей мести за такого великого, умного и доброго человека!