Схватка за Родос

Многие полагали, что д’Обюссон погиб, и ярость обуревает всех: и рыцарей, и простых воинов, и горожан с горожанками. Погиб, погиб их отец!.. Осиротели они все! И виноваты турки! Вот они, близко, на расстоянии одного удара оружием — и как тут не сдержаться, как не презреть собственную жизнь во имя мести за д’Обюссона, за всех убитых и искалеченных, сгоревших, раздавленных ядрами!..

И вот происходит нечто непостижимое, граничащее с чудом, хоть автор очень недолюбливает это слово. Гнев, ярость, самоотвержение — и турки остановлены. А ведь Мизак бросил на штурм сорок тысяч человек!.. Мало того, что остановлены, они уже бегут. И снова Антуан д’Обюссон, виконт де Монтэй, во главе конных рыцарей (а среди них — Торнвилль и Ньюпорт) делает вылазку из крепостных ворот. Вслед за рыцарями стремятся прочие воины. Бегущих врагов и колят, и рубят.

Турки позорно отступают по всему периметру стен, даже оставляя на них тех своих, кто уже успел забраться и бился с защитниками крепости. Таких, до полусмерти перепуганных и потерянных, воины-христиане скидывают вниз, внутрь крепости, где их буквально в клочья разрывают "гражданские".

Мизак-паша понимает, что это конец. Несмотря на то, что большая часть войска цела, оно уже не будет сражаться. Тысяч шесть он уже положил под Родосом, сколько сейчас полегло — неведомо, но явно, что много. Пятнадцать тысяч тяжело ранены или изувечены в прошлых битвах — и теперь к этим надо прибавлять новых. Также есть много больных и легкораненых, обслуга и моряки не в счет. Кораблей много пожжено…

Османов секут, словно траву, и многие обращают оружие против своих товарищей, если те стоят на пути, мешают бежать от христианского меча! О, позор, о, горе!

— Стойте, сыны позора! — вопил Мизак, пытаясь остановить общее бегство. — Вспомните, что говорит Пророк — да благословит его Аллах и приветствует! Он говорит, что те, которые повернутся спиной к неверующим на поле битвы, навлекут на себя гнев Аллаха. После смерти их пристанищем будет геенна! Вы хотите оказаться там, заслуженные янычары великих падишахов Мехмеда и Мурада? К чему покрыли вы седины свои позором, а души обрекли геенне? О, если старые выжили из ума, к чему другие, молодые львы ислама, подражают им в их безумстве? Родосские кяфиры ослаблены и истощены, их вождь пал — еще малое усилие, и мы восторжествуем над этим домом неверия!

Но никаким словам не остановить бегущую армию, и Мизак-паша отлично это понимает. И уже не о ней забота, не о позоре все мысли, не о будущей шелковой удавке, нет. Паша сам в животном страхе, как бы свои не потоптали да христиане не зарубили! Бежит паша вместе со всеми, а христианские конники, словно карающие ангелы, продолжают избиение и гонят турок до их лагеря.

Там нехристи даже не пытаются закрепиться и отходят к побережью, ближе к кораблям, оставляя все — орудия, боеприпасы, казну. Там все скопище останавливается, хотя кое-кто в панике лезет прямо в воду, кто-то — на корабли, и в их числе Мизак со своим штабом.

Как сокрушается достопочтенный Али-бей! Не о гибели людей, не о позоре султанской армии — о потере всего скопленного непосильным трудом во время своего пребывания на Родосе. Там и многочисленные взятки и вымогательства, и доходы от продажи пленных в Малую Азию, и еще много чего… было. Теперь все в руках неверных!

Действительно, иоанниты даже и думать не могли о том, чтобы добить врага, столкнуть его в воду: против стольких десятков тысяч людей это было немыслимо, да и сами христиане были малочисленны и переранены. Оставалось захватить богатые трофеи — сундуки османских полководцев, великое знамя султана, доспехи, оружие.

Взяли часть драгоценного пороха — остальным подрывали чудовищные вражеские орудия, которые нельзя было взять с собой, ибо оставалась возможность того, что турки, вернувшись, примутся за старое. Уничтожили литейню, чтобы больше не плодила огнедышащих монстров.

Возвращение в Родос было, конечно же, триумфальным. Прежде чем осудить то, что далее сделали рыцари, брезгливому читателю следовало бы побыть на их месте эти два с лишним месяца. Достаточно вспомнить борьбу за обезглавленное тело де Мюрата, и прочее. Короче говоря, возвращаясь в крепость, каждый воин нёс на копье нанизанную голову турка. Нестройно, но громко, хриплыми голосами, ошалев от восторга большой победы, латиняне пели хвалебный гимн Господу, восходящий еще к святым Амвросию и Августину:

Тебя, Бога, хвалим,
Тебя, Господа, исповедуем.
Тебя, Отца вечного,
Вся земля величает.
К Тебе все ангелы,
К Тебе небеса и все силы,
К Тебе херувимы и серафимы
Непрестанно воспевают:
Свят, Свят, Свят Господь
Бог Саваоф;
Полны небеса и земля
Величия славы Твоей…[42]