Гермиона обнаружила, что Антонин, как она знала сейчас, хотел быть в рядах Пожирателей не больше, чем Драко, особенно в последние годы. Но поскольку он являлся членом этого самого внутреннего круга, хоть и против своей воли, штаб аврората был уверен в его осведомленности о местонахождении всех оставшихся Пожирателей смерти. Антонин был их последним источником, но он отвергал все предложения и раздражающе упорно что-то скрывал.
В прежние времена кто-нибудь тайно подлил бы ему дозу веритасерума, однако теперь совершить подобное без согласия заключенного считалось жестоким и неприемлемым. И Гермиона хорошо знала новые правила, потому что она их и написала.
Гермиона каждую неделю предлагала Антонину ту же сделку, которую заключили Малфой и Роули — свободу за информацию — и каждую неделю он отказывался.
— Гарри, — неуверенно попыталась начать она, положив руки в умоляющем жесте на поверхность стола, — если бы ты только мог дать мне еще немного времени — хотя бы месяц…
— Зачем? Чтобы ты могла принести ему еще подарков? — рявкнул Гарри.
Гермиона склонила голову набок, сбитая с толку его тоном.
Она никогда не рассказывала Гарри о небольших предметах, которые она приносила в камеру Антонина.
«Надзиратель Маклагген», — предположила она. У нас с ним давние счеты.
— Я… я каждый раз получаю на них одобрение, — пробормотала она. — И никогда не приносила что-то, что он мог бы использовать для побега, только маленькие фрагменты внешнего мира. Это затем, чтобы заслужить его доверие.
— Я думаю, ты пытаешься заслужить больше, чем доверие, Гермиона, — возразил Гарри.
Она выпрямилась в кресле и сложила руки на коленях.
— Я не знаю, на что вы намекаете, аврор Поттер, — тихо произнесла Гермиона. Ее тон оставался спокойным и профессиональным, несмотря на полыхающую в глазах ярость.
— Я не намекаю — я заявляю. Ты влюбилась в него.
— Как ты смеешь! — закричала она, прежде чем Гарри, выругавшись себе под нос, вытащил палочку и наложил заглушающее заклинание на кабинет.
— Это одна из причин, по которой я отстраняю тебя от дела. Оно стало слишком личным для тебя.
— Гарри Джеймс Поттер, ты уже выбил у меня почву из-под ног, незачем вдобавок меня оскорблять, — прошипела она, ее миниатюрное тело тряслось от ярости.
— Я не хотел, чтобы это звучало как оскорбление, — сказал он и, потянувшись через стол, крепко сжал ее руку в попытке немного успокоить. Она хотела отдернуть ладонь, но не решилась сделать хоть что-нибудь в этот момент, даже моргнуть, боясь взорваться от негодования.
— Просто… я знаю тебя, Гермиона. Я каждый понедельник вижу, какой ты возвращаешься из Азкабана после часа, проведенного с ним. Ты же словно паришь на седьмом небе от счастья. Как будто ничто не может задеть тебя. И это разрывает меня изнутри, потому что… я вообще не должен был давать тебе это задание.
— Что ты имеешь в виду? — отважилась спросить она, пытаясь восстановить дыхание.
«Черт побери твою проницательность, Гарри. Я думала, что была осторожна».
Гарри указал на ее грудь, и Гермиона сразу поняла его, хотя застегнутая белая рубашка не позволяла ничего увидеть. Он указывал на шрам, который Антонин оставил ей в пылу битвы, когда она была юной девушкой, оказавшейся там, где ей не следовало находиться.
— У вас двоих уже было прошлое. Но когда Долохов заявил Маклаггену, что ты единственная из нас, с кем он будет работать, ты умоляла меня дать тебе эту работу, что я и сделал. И теперь он втянул тебя в какую-то гребаную комедию со стокгольмским синдромом.
— Чепуха, — насмешливо упрекнула она, наконец отдергивая руку, — он не похищал меня.
— Разве нет? — ответил он, наклоняясь вперед. — У него в заложниках твоя карьера. Он манипулирует возможностью узнать правду, чтобы заставить тебя снова и снова возвращаться к нему.
— Гарри, — выплюнула она, скрестив руки, — это абсурдно, и…
— Он использует тебя, Гермиона. Он играет с тобой для собственного злого развлечения, и в ту минуту, когда его выпустят на свободу, — я могу гарантировать тебе, — он схватит первый портключ обратно в Сибирь, оставив тебя с разбитым сердцем. И я, блядь, не смогу смотреть, как ты проходишь через это снова.
Гермиона глубоко вздохнула. Ни один из них не указал на почти телесное присутствие Рона в комнате — тень опустошения, оставшуюся после него, когда она узнала обо всех женщинах, с которыми он изменял ей во время их короткого и печального брака.
— Я… Прости меня, подруга, — сказал Гарри, вставая. Сейчас такое обращение звучало для нее фальшиво, даже если где-то в глубине души Гермиона могла понять его действия, могла предположить неприятную вероятность того, что его слова могли быть правдой.
— Ты меня тоже, — коротко ответила она, вставая и разглаживая юбку.
— Я… рад обсудить с тобой это позже, но уже ровно десять утра, — заявил он немного неловко, прежде чем открыть дверь кабинета. — Суть в том, что сегодня твоя последняя встреча с Долоховым, на следующей неделе его дело передадут Дину. Учти это.
Она не смотрела, физически не могла даже взглянуть на него, выходя из кабинета.
<> <> <> <> <>