Skin for Secrets (ЛП)

Антонин не стеснялся словесного флирта, но был осторожен, всегда предельно осторожен, когда дело доходило до пересечения любых физических границ. Она заметила, что он прилагал большие усилия, чтобы прикоснуться к ней хотя бы один раз за каждый визит. И каждое такое касание позже можно было списать на случайность. Гермиона знала также — это притворство для них обоих.

— Только не на те, которые удержали бы меня с тобой, — пробормотала она, раздраженно падая на расшатанный стул.

Гермиона смотрела, как Антонин зачарованно рассматривал цветок. Ей нравилось то, как он придирчиво изучал каждый крошечный подарок, который она ему приносила. Девушка задалась вопросом, не было ли глупо приносить мужчине цветок, но она не могла не сорвать его из цветника перед кабинетом Гарри из чистой досады, прежде чем аппарировать из Министерства в Азкабан. Как бы то ни было, Антонину он, похоже, понравился.

— Мне нравится это, umnitsa, — заявил Долохов, ненадолго прикрыв глаза и растворившись в запахе. — Это… пион? — спросил он, поднося его ближе к свету от потолочной лампы.

— Это он! — подтвердила Гермиона. — Они есть у тебя дома?

Он знал, что под «домом» она имеет в виду Россию, которую, если он останется таким же несговорчивым, может никогда больше не увидеть.

— Да, — ответил он, нежно улыбаясь и садясь на койку. — Но они отличаются. Их называют… кажется, по-английски… пионы с листьями папоротника. У них меньше лепестков и они… красные, с желтым центром. Они похожи на большие маки, но листья у них большие, пушистые, как у папоротника, — объяснил он, разводя руки на расстояние, указывающее их размер. — Они выглядят… причудливо.

— Кажется, ты много знаешь о них, — сказала она, скрестив ноги и сложив руки на груди.

— Моя мама их выращивает, — ответил он, усмехнувшись, и поставил крошечную вазу с розовым цветком на пол рядом с койкой. — Ты когда-нибудь видела такие, umnitsa?

— Нет, — покачала она головой, — но я очень хотела бы увидеть.

— Тогда я принесу тебе их букет, однажды. Obeshchayu. Я обещаю.

И в ту минуту, когда его выпустят на свободу, — я могу гарантировать тебе, — он схватит первый портключ обратно в Сибирь, оставив тебя с разбитым сердцем…

Гермиона не могла смотреть на Антонина в этот момент и уставилась в пол. Она заправила за ухо прядь распущенных волос, выбившихся из аккуратного пучка. Но каково же было ее потрясение, когда почувствовала прикосновение кончиков его пальцев к своему подбородку. Антонин преодолел расстояние между ними и поднял ее лицо, чтобы встретиться с ней взглядом. Это ни при каком раскладе нельзя было расценить как случайность.

И он не стал сразу убирать руку.

— Что ты только что имела в виду? — спросил он тихим голосом, проведя пальцем по ее подбородку. — Когда сказала: «Только не на те, которые удержали бы меня с тобой»?

Гермиона достала свою палочку, заставив его отстраниться с опаской, и тут же мысленно отругала себя за то, насколько близкий контакт допустила.

— Это для комнаты, а не от тебя, — пояснила она, накладывая на камеру заглушающие чары.

Гермиона не думала, что Грегори станет шпионить за ними, но Кормак уже зарекомендовал себя как безнадежный стукач, так что вполне мог подслушивать. И если это действительно была их последняя встреча с Антонином, она хотела, чтобы все прошло на ее условиях. Она покосилась на маленькое квадратное стекло в железной двери и прошептала заклинание, чтобы покрыть его инеем, затем наложила еще одно заклинание, чтобы запереть дверь изнутри на всякий случай, прежде чем повернуться к Антонину. Он не мог использовать магию, ни один заключенный не мог, из-за подавляющих ножных браслетов, которые они носили не снимая, даже во время душа. Но, к счастью, ей использовать магию ничто не мешало.

После всех приготовлений Гермиона глубоко вздохнула, обнаружив, что слова с трудом складываются в предложения.

— Гарри отстранил меня от твоего дела. Это последний раз, когда мне позволили прийти сюда.

— ЧТО? — Антонин взревел, вставая со сжатыми кулаками, словно хотел тут же найти «мальчика, который выжил» и врезать ему между глаз.

Долохов часто предупреждал Гермиону о своем вспыльчивом характере, но раньше она никогда не наблюдала подобного. И это казалось странным поведением для того, кто, по мнению Гарри, только использовал Гермиону в своих интересах. Степень возмущения Антонина, казалось, было трудно подделать.

— Чертов самодовольный mudak! — не успокаивался он, его кулаки яростно сжимались.

— Он сказал, что они… хотят попробовать с тобой новую стратегию, — продолжила она, вновь не в силах встретиться с ним взглядом, сосредоточившись вместо этого на лепестках цветка. — В сущности, он ругал меня за то, что я не добилась никакого прогресса за целый год наших встреч.

«Он также думает, что я влюблена в тебя, — добавила она мысленно. — Потому что — будь проклят мой дьявольский идиотизм — так оно и есть».