На самом деле Гермиона никогда раньше не пробовала показывать стриптиз — Рона не интересовало такое, — и она не знала, что снять в первую очередь, однако по какой-то причине решила начать со своих чулок. Она скинула одну туфлю на высоком каблуке, потом другую. Наслаждаясь чистым возбуждением, которое излучал штормовой взгляд Долохова, устремленный на ее тело, она залезла под юбку в тонкую полоску и избавилась от чулок, не спеша и мучительно медленно стягивая шелковистый нейлон сначала с правой голени, а затем с левой. Небрежным движением руки она позволила упасть им на пол, откровенно впитывая каждую унцию его внимания. Каждый мускул, который она могла разглядеть на нем, был напряжен, вена на шее пульсировала. Глядя на то, какое впечатление она производила на него, Гермиона ощутила себя наполненной каким-то новым чувством, совершенно не похожим на то, что она когда-либо испытывала, и которое могло бы вызвать у нее привыкание, не будь это их последней встречей. Обычно она не была такой смелой, такой раскрепощенной, такой открытой, но что-то в том, как с предвкушением Антонин на нее смотрел сейчас, как его нога отбивала дикий ритм по бетону, наделяло ее ощущением необузданной силы.
— Значит, первый Пожиратель смерти? — спросила она немного наглым тоном.
Долохов все еще смотрел на ее ноги. Можно было сказать, что он оцепенел, если бы не ритмичные удары ногой.
— Антонин, — позвала она более мягко.
Его взгляд сосредоточился на ее лице.
— Da, da — прости, Гермиона, — он быстро помотал головой, как будто пытаясь прояснить ее. — Я начну с Августа Руквуда, потому что ненавижу этого ублюдка больше всех из тех, кто еще жив.
— Они думают, что он убил Фреда Уизли, — заметила Гермиона, приготовившись записывать.
— Он убил еще твоего оборотня и его жену, а обвинили в этом меня, — добавил он. — А потом он набросился на меня, потому что я имел наглость упрекнуть его за убийство племянницы Нарциссы. Как раз из-за него я истекал кровью, когда меня нашел Флитвик.
Антонин всегда настаивал на своей непричастности к смерти Люпина и Тонкс, хотя и признавал, что он не был абсолютно невиновен. До сих пор он не делился с ней подробностями, кто на самом деле совершил это преступление. Гермиона жестом попросила его продолжать.
— Он с семьей, родственниками своей матери, в волшебном районе Йорка, в который можно попасть через церковную скамейку Йоркского Кафедрального Собора, что под окном Паломничества. Ты знаешь это место. В этом районе есть зоомагазин, где продают книзлов, пикси и прочую живность, а он живет над ним. Он каждый день принимает Оборотное зелье, используя волосы своего двоюродного брата, и выдает себя за его брата-близнеца. Так что человек, известный как Орсон Кранмер, — это он, Руквуд. Магазин называется… кажется, «Существа Кранмера».
Гермиона лихорадочно записывала, жалея, что не захватила с собой зачарованное перо. Эта информация оказалась гораздо более подробной, чем она ожидала. Она была благодарна ему уже за эти сведения, но надеялась, что он продолжит говорить. Она наложила заклинание левитации и на ручку, и на блокнот, чтобы ей не приходилось каждый раз наклоняться за ними, а затем обдумала свой следующий предмет одежды.
С порочной улыбкой Гермиона скользнула руками под юбку, задрав ткань ровно настолько, чтобы дотянуться до того, что ей было нужно, и не показать ему лишнего, и потянула за черное кружево, спуская свои трусики вниз по ногам. Его челюсть отвисла, отображая на обычно суровом лице выражение изумления и шока. А затем в необъяснимом порыве распутства она бросила их, все еще хранящие тепло ее тела, на его колени.
— Черт, — прошипел он, схватив ониксовую ткань и переводя взгляд с трусиков на ее удивленное лицо. — Я думал, что готов к этому. Я ошибался.
— Ты хочешь, чтобы я остановилась? — спросила Гермиона, хихикая, задаваясь вопросом, каково это ему, и сколько прошло бесконечных месяцев с тех пор, как Антонин видел обнаженную женщину.
— Suka blyat’, нет! — пробормотал он, растирая тонкое черное кружево между пальцами. — Если я так умру, это того стоило.
Казалось, Долохов искренне наслаждался ее безостановочным смехом, который Гермиона не смогла сдержать. Когда он продолжил говорить, улыбку на его лице можно было назвать почти милой.
— Под руинами замка Тинтагель в Корнуолле есть пещера, защищенная от посторонних глаз, хотя, если ты знаешь, что именно ищешь, ты сможешь это обнаружить. Насколько я слышал, Рабастан Лестрейндж все еще прячется там. Он… немного одичал, так что будьте осторожны, когда пойдете за ним, — предупредил он.
Гермиона записывала подробности, недоумевая, как Антонин получает эту информацию, несмотря на колоссальные меры безопасности, действующие в Азкабане. Однако решила не заострять на этом внимание, ведь дареному коню в зубы не смотрят. Закончив свои записи, она снова повернулась к нему. Осознав, что логичнее всего теперь снять накрахмаленную белую рубашку, она потянулась к верхней пуговице и, впервые за время этого безумного, наполненного похотью ритуала, почувствовала стеснение.