Скинхед

Жалко, Катюшка не увидит этой красоты. Она так любит Новый год! А может, еще и увидит. Следователь сказал, что суд совсем скоро, значит, Ваню вот-вот отпустят и он пойдет домой. Тогда мать съездит за Катюшкой в Архангельск, и они встретят Новый год все вместе. Еще с лета у Вани лежит для сестренки подарок — смешной резиновый клоун. Ваня в тире выбил сто из ста и заработал приз. Можно было взять пиво, но зачем? Сам он не пьет, а так — радость Катюшке. Матери пока подарка нет. Но у него же будет хоть немного денек. В ящике письменного стола припрятано триста рублей, как раз на большую коробку любимых материных конфет. Еще и Бимке на косточку хватит.

Ваня представляет, как они вместе садятся за стол: Катюшка в костюме Снегурочки, сам он нацепит бороду и усы, как Дед Мороз, Бимке на шею повяжут ленту шуршащей мишуры. Конечно, пес ее через минуту с шеи стащит и разорвет, но он делает это так весело и смешно, что украшения совсем не жалко!

А елка? Как же без елки? Искусственной у них нет, а настоящую он купить не успеет. Или успеет? В крайнем случае, на углу у метро каждый год продают хвойные ветки. Поставят в вазу на стол, чем не елка? Совсем-то без елки нельзя, Катюшка может расстроиться!

Далекий шар снова загорелся зеленым, Ваня отошел от окна и прилег. Вот уже неделю — или больше? — он жил в этой комнате совершенно один. Вернее, в камере. Ему так и сказали, что переводят в тюремную больницу. Странно только, что ехать никуда не пришлось. Сначала его везли на каталке по каким-то лестницам, потом на лифте. И все. Он и не знал, что при больницах существуют настоящие камеры. Или это вся больница тюремная?

Вот она, камера. Кровать да стул. Он же стол. Раковина в углу, а за шторкой унитаз. В двери — квадратное окошко, когда оно открывается, видно чье-то лицо, внимательно наблюдающее за обстановкой. Надзиратель, в тюрьме так положено. В камере — ни радио, ни телевизора, ни газет. Поэтому большую часть времени Ваня спит. Он никогда так много не спал. Не любил. А сейчас и хочет проснуться, да никак. Так и дремлет целыми днями. А может, это и от уколов. Вон ему сколько их колют: четыре раза в день по два шприца. Он не жалуется. Охота побыстрее поправиться. Тогда, наверное, и голова станет ясной, и спать столько не потребуется.

Скорее бы суд — и домой. Противный следователь после того раза, как заставил Ваню подписать какой-то документ, больше не ходит, зато два раза был адвокат. Странный какой-то, перепуганный. Сидит на стуле и все время оглядывается на дверь с окном, будто боится, что Ваня на него сейчас набросится с кулаками. Адвоката зовут Юрий Викторович. Он положен Ване от государства, потому что у матери нет денег заплатить частнику. Так сказал сам адвокат.

Если бы Ваню спросили, он бы ответил, что ему защитник вообще не нужен. Зачем? Если ты не виноват, от кого защищаться? А он следователю сто раз говорил, что не убивал. И докторша Клара Марковна сказала, что на суде разберутся. Конечно, разберутся! Ваня там все честно расскажет и про Бимку, и про то, как студенческий выронил, и что ни разу ударить не успел. Конечно, судья будет спрашивать: а кто же тогда убил? «Если б знал, то сказал бы», — честно ответит Ваня. Он ведь и в самом деле ничего не видал! Прибежал, когда все кончилось. Да и ребята подтвердят. Следователю-то они могли говорить все что угодно, а на суде скажут правду. У скинхедов так положено: своих никогда не подставлять и из любой беды выручать.

Ваня прикрывает глаза. Вызывает в памяти длинный, прикнопленный к стене в организации лист со строгой надписью: «Правила скинхедов». Глаза послушно бегут по знакомым строчкам.

«Настоящий скинхед не должен дружить с инородцами и не должен общаться с ними ни при каких обстоятельствах».

Не то, дальше.

«В любых случаях запрещается помогать инородцу, жалеть его или сочувствовать…»

«Твоя агрессия по отношению к инородцу — твое священное право! Бить, оскорблять, издеваться над инородцем — долг настоящего скинхеда. Помни, ненависть и презрение к инородцу ты должен выказывать ему при каждом удобном случае!»

Правил много, Ваня, конечно, знает их все наизусть, но сейчас почему-то хочется дойти до того, искомого пункта. К тому же вот так, с закрытыми глазами, представляя знакомую стену в организации, он вообще ощущает себя среди своих. И от этой мысли так не хочется отказываться!

— Изучаешь? — хлопает по плечу Костыль. — Правильно! Это — основа нашей жизни.

Вникай и неси знание в массы!