Морен и за столом не снимал свою маску – та уходила под ворот рубахи и закрывала не только нижнюю часть лица, но и шею до самых ключиц. Так она сидела плотно и не задиралась во время боя. Вытянув нижний край, Морен приподнимал и удерживал её второй рукой, когда подносил ложку ко рту.
– Она вам не мешает? – спросил его вдруг Медис.
Морен поднял на царя изумлённый взгляд и ещё раз вгляделся в украшение на его лице. Из-под огибавшей переносицу маски выглядывала тонкая хлопковая лента, по-видимому, закрывавшая рану на месте глаз. Лицо Медиса было обращено к нему, но не оставалось сомнений: даже не будь царь слеп, за золотом и тканью на лице он ничего не мог видеть.
– Вы имеете в виду?.. – осторожно уточнил Морен.
– Ваша пасть. Я слышал много слухов и историй про вас. Одни говорят, будто бы вы питаетесь человечиной, чтобы на время получить силу проклятых. Другие, в частности Единая Церковь, утверждают, будто бы вас послал нам Единый бог, и вы едва ли не сын его. Но чаще всего я слышу историю, что вы и сам проклятый. Что в день Чёрного солнца ваша кровь почернела, мышцы раздулись, и вы получили силу десятерых мужчин, но поплатились за неё лицом. Зубы ваши удлинились и превратились в клыки, челюсть вы сомкнуть не смогли, и кожа на щеках разорвалась, превратив ваш рот в пасть. Её-то вы и прячете за маской.
– Да, я слышал об этом, – не стал отпираться Морен. – Ещё говорят, будто бы этой пастью я могу заглотить целиком живую кошку и не поморщиться.
Медис рассмеялся. Громко, запрокидывая голову, сотрясаясь всем телом. Многие за столом прекратили свои разговоры, чтобы обернуться и посмотреть на царя, но, когда он успокоился, они отвернулись, как ни в чём не бывало.
Медис смахнул несуществующие слёзы с щёк.
– Какую только ерунду не говорят глупые люди. Будь это так, вряд ли бы вы смогли вести со мной светскую беседу. Дайте угадаю… Вы здесь из-за слухов, которые ходят вокруг меня?
– Не стану вам лгать. – Морен не желал того совершенно искренне – этот старик удивительным образом располагал к себе. – Кое-кто из ваших приближённых считает, что вы в сговоре с проклятыми или даже один из них.
– Чушь! – Медис громко фыркнул. – Необразованные невежды! По-вашему, я похож на проклятого?
Морен посмотрел на него внимательно, пристально, точно и сам желал убедиться в своих выводах, а затем уверенно произнёс:
– Нет. Но я не получил бы деньги, не приехав к вам, чтобы убедиться лично.
– Что ж, убеждайтесь, сколько влезет. Вы мой гость. Вам хватило ума и чести прийти ко мне и сказать обо всём в лицо, в моих же интересах не мешать вам… расследовать, – Медис поморщился, вложив всё своё неприятие в это последнее слово. – Я прикажу подготовить вам комнату. Оставайтесь на три дня. Надеюсь, этого времени вам хватит?
– Более чем.
Угощение на пиру было скромным, хоть и весьма вкусным. Запечённый хлеб с мясом внутри, грибная похлёбка со сливками, лук, зажаренный в тесте, худой поросёнок с яблоками в меду. Глядя на последнего, Морен не мог избавиться от мысли, что, если такого подают к царскому столу, что же тогда достаётся простым крестьянам?
Несмотря на свою слепоту, Медис не нуждался в помощи. Он тянулся к блюдам, безошибочно выбирая нужные, ломал и накладывал себе хлеб, посыпал мясо зелёным луком, точно зная, где что стоит и лежит. Даже хлебая похлебку, он не искал ложку по столу, а уверенно брал с отведённого ей места. Впрочем, в выверенных за годы привычках Морен не нашёл ничего удивительного.
– Так вы знаете, почему именно ваши приближённые считают, что вы опасны? – спросил он Медиса между переменой блюд.
– Конечно! Я может и слепой, но не идиот. А ещё я умею слушать, когда они говорят мне, даже если не согласен с ними, – Медис склонил голову, помолчал немного и заговорил тише, точно делился тайной только для них двоих: – Мой край голодает. – Морен уловил в его голосе затаённую боль. – Людям не хватает пищи. Наши земли не плодородные, мы выращиваем скот, ловим зверей на мясо и шкуры. Но в последние года скотина дохнет, дичь уходит из лесов, а проклятых вокруг становится всё больше. Они пожирают наших овец, распугивают оленей, не дают людям жить! Откуда, по-вашему, они берутся? – вдруг переменил он тон, заговорив как прежде.
– Часть из них: животные и люди, обращённые в День Черного солнца. Другие – все, каждый, кто появился после – люди и звери, поддавшиеся сильным порочным чувствам. Гнев, похоть, алчность… Когда они завладевают человеком, то отравляют его, точно скверна, пробуждая Проклятье. Говорят, оно есть в каждом из нас, главное, не дать ему пробудиться.
Медис «смотрел» на него прямо, словно знал, куда смотреть.
– Хотите сказать, что убиваете людей?
– К сожалению.