Скиталец. Страшные сказки

– Зачем? – плаксиво, надрывая голос, взвыла Я’га. – Зачем ты убиваешь таких, как ты?!

– Я не такой, как ты.

Голос Морена тоже хрипел – травы, что он использовал, травили и его. Взмахнув мечом, он отсёк Я’ге голову, прекратив вой.

Дышать после жжёного чертополоха было чертовски тяжело. Куцик сидел на единственном открытом окне, Морен распахнул остальные. Прошёлся по комнате, внимательно всё осматривая и по ходу собирая свои вещи. Открыл все двери и ставни, сорвал полотно, чтобы утренний свет ворвался в комнаты, но так и не нашёл каморки, чердака или какой-нибудь потайной ход. Ни одного угла, где Я’га могла бы держать живого мальчика, а детских вещей в её запасах хранилось предостаточно – Морен не смог бы сказать точно, кому они принадлежали.

Когда он вернулся в гостевую, Куцик опустился к нему на плечо и прокричал голосом Матвея:

– Если с Ванюшей что-то случится!

– Я знаю, – шепнул Морен.

Взгляд его упал на обеденный стол. Подойдя к нему, он взял из миски несколько пирожков и разломал их. Все они были с мясом, но мелко рубленным. Одну из чаш доверху наполняли чёрные ягоды красавки, блины и каша его не интересовали. Зато в самом центре стоял большой глиняный горшок с половником. Морен заглянул в него: мясная похлёбка с щавелем и грибами. Опустив половник на самое дно, он зачерпнул гущу, поднял её наверх и замер.

Я’га сварила похлёбку на детских рёбрышках.

Солнце уже почти взошло над лесом, когда Морен выбрался из избы с серым свёртком в руках, сделанном из шали Бабушки Я’ги, и своими же седельными сумками. Куцик восседал у него на плече и как всегда вертел головой, ловя каждый случайный звук: от птичьих трелей до хруста веток и лошадиного фырканья. Факелы почти догорели, и лишь угли тлели в пустых глазницах черепов, указывая путь. Поляну окутал прозрачный утренний туман, что приятно холодил обожжённую кожу, и, казалось, весь мир ненадолго замер, дабы отдышаться перед долгим днём. Но Морен с трудом мог вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя настолько опустошённым.

Малу он нашёл на окраине леса – она гладила спутанную гриву его кобылы, расчёсывала её пальцами и хихикала себе под нос. Когда Морен спросил, как она себя чувствует, Мала с широкой улыбкой протянула «О-о-о!» и засмеялась. Её реакция ему не понравилась.

– Я видела, как изба ходила по поляне! На курьих ножках, представляешь? – спросила она, заливаясь смехом.

Морен привязал свёрток к седлу и закинул на круп сумки. Освободив руки, он поймал лицо девочки в ладони, повернул его к солнцу и нахмурился. Зрачки её были расширены и не подумали сужаться, когда он вывел её из тени.

– Ты что-то съела?

Мала наморщила носик и вырвалась из его рук.

– Ну, съела. Пару ягодок всего. Я есть хочу! А у тебя перчатки противные – влажные и воняют!

Морен хмыкнул и повернулся к лошади.

– А где Бабушка Я’га? – источая возбуждение и бодрость, спросила Мала. – Вы с ней договорились?

Отвечать Морену не хотелось. Он закрепил сумки, проверил седло и уздечку, отвязал поводья. Когда всё было готово, снял перчатку и протянул девочке руку, но та и не подумала давать свою.

– Я помогу тебе забраться в седло, – объяснил он терпеливо.

– Не хочу с тобой ехать! – Она сложила руки на груди. – Это мой конь, мне его Бабушка Я’га подарила!

В любой другой ситуации Морен, вероятно, разозлился бы. Но сейчас он был слишком подавлен, устал, да и понимал, что Мала наелась красавки, потому и ведёт себя так. Вместо того, чтобы спорить, он подхватил её за талию, оторвал от земли и закинул себе на плечо. Куцик любезно спорхнул, уступив место. Мала тут же принялась кричать, бить его по спине, вырываться, и не прекратила, даже когда он усадил её в седло и запрыгнул следом, устраиваясь позади.

– Не дёргайся, а то свалишься, – предупредил её Морен, натягивая поводья.

Только тогда она затихла, и он погнал лошадь галопом.

Ещё на подъезде к деревне его взгляд привлекли кони при полном снаряжении, ожидавшие всадников. Морен почувствовал дурное – в Закутьи прибыли гости, и ему оставалось лишь надеяться, что не по его душу. А сразу за воротами, на главной дороге, собиралась толпа. Кто-то заметил их ещё издали и навстречу им вышло, казалось, всё поселение. Люди расступались перед Скитальцем, но все равно толпа оставалась такой плотной, что не протолкнуться. Староста вышел вперёд, а следом за ним и Матвей, в сопровождении личной свиты. Но стоило Морену остановить лошадь, к ним, расталкивая деревенских, прорвалась Марфа.

– Малуша! Доченька!

– Матушка! – откликнулась на зов счастливая Мала.

Морен выбрался из седла и спустил девочку на землю. К тому часу, когда они добрались до селения, яд красавки уже отпустил её. Мала кинулась навстречу матери и та, опустившись на колени, приняла её в свои объятия. Плача, она неистово покрывала лицо и ручки дочери поцелуями, то и дело повторяя:

– Жива, здорова, вернулась!

– Я была у Бабушки Я’ги, – сообщила ей Мала. – Она хотела одарить меня, представляешь?

Морен отвернулся от них и обратился к старосте. На Матвея он старался не смотреть – не хватало духу.

– Не показывайте это детям.