Я’га, продолжая кашлять, упала на колени. Лицо её раскраснелось, как от ожогов. Не в силах вдохнуть, хрипя на каждый вдох, она драла когтями свою грудь, стаскивая шали на пол, пока пыталась доползти до люка. Дрожащими руками она подняла дверцу, готовая вывалиться наружу, и там-то Морен её и ждал. Правая его рука уже была вскинута вверх, а левая сжимала запястье. Раздался щелчок арбалетного затвора, и вырвавшаяся стрела угодила точно в правый глаз.
Я’га отпрянула, схватилась за лицо, взвыв нечеловеческим голосом. Срежет металла и скулёж добиваемой собаки – вот на что это было похоже. Подпрыгнув, Морен ухватился за края люка и, подтянувшись, поднялся в дом.
Мала сидела под столом, зажав уши и сжавшись комочком. Пока Я’га каталась по полу, держась за выколотый глаз, и истошно визжала, Морен махнул девочке рукой, призывая к себе. Мала долго не решалась покинуть убежище – она бросала беспомощные перепуганные взгляды на Бабушку Я’гу, точно хотела помочь ей. Но когда Морен, перекрывая вопли Я’ги, крикнул ей: «Давай же!», она выбралась из-под стола и просеменила к нему.
Он на бегу поймал её подмышки и помог спуститься через люк. Мала убежала, и Морен мог больше не беспокоиться о ней. Дым, что проникал сквозь щели, запахнутые и распахнутые ставни, теперь медленно уходил в открытый люк. Морену и самому дышалось в нём тяжело: каждый вдох обжигал огнём лёгкие, а открытые участки кожи горели крапивным жаром. Его спасали маска и закрытая одежда, да только он знал, что долго так не протянет. Но всё равно захлопнул дверцу люка, чтобы дым и дальше наполнял комнату. Обежав её взглядом, он нашёл свой меч, прислонённый к стене там, где некогда стоял сундук. Морен бегом кинулся к нему и, едва взяв в руки, вынул из ножен.
– Чем здесь так пахнет?!
Я’га больше не каталась по полу – спрятав голову руками, она сжалась на полу и покачивалась из стороны в сторону.
– Зверобой. Я поджёг его и разложил под окнами.
– Ублюдок… Тварь… Сукин сын! – Она выла, кричала и проклинала его, баюкая изувеченное лицо.
Морен не спешил нападать – её «муки» могли быть очередным притворством – и не прогадал: когда Я’ге надоело ждать, она вскочила, вывернулась из своего «кокона» и в один прыжок встала на ноги. Выпрямившись во весь рост, она рвала и стягивала с себя платки и юбки – её тонкие пальцы обросли птичьими когтями, что легко раздирали ткань. Один её глаз закрылся навсегда – по её лицу всё ещё текла тёмная, словно бы чёрная кровь, – но второй, распахнутый, горел насыщенным алым. Когда она сорвала последнюю верхнюю юбку, оставшись лишь в рваном платье, стало ясно, что именно так стучало при её шагах. Там, где должны были быть ноги, из-под подола выглядывали две пары острых, как у краба, конечностей, покрытых жёстким панцирем. Одна пара была поджата, и лишь теперь она опустила её, встав на все четыре лапы. Выпрямив их и перестав горбиться, она возвысилась над Мореном в половину его роста.
Схватившись за ворот платья, Я’га разорвала его напополам, до самого живота, и сбросила с худых, покрытых сморщенной кожей плеч. Остатки ткани ещё скрывали нижнюю часть её тела, но теперь взору Скитальца предстала суть её порока. Меж рёбер и отвисших грудей, от ключиц до самого живота, тянулась огромная пасть, полная острейших зубов. Последние шли в несколько рядов, и каждый из них смыкался и размыкался независимо от других.
Явив своё истинное обличье, Я’га вскинула когтистый перст и, указав на Морена, прокричала:
– Ты – проклятый!
– Как и ты.
Морен выставил меч перед собой, готовый к бою.
– Ты станешь моим праздничным обедом!
Она бросилась на Морена со всех ног. Он ждал её приближения и, как только Я’га ударила когтями, пригнувшись, ушёл влево, – туда, где она не могла увидеть его слепым глазом, – и ударил мечом снизу вверх. Я’га взревела от боли, чёрная кровь окропила пол, а раненная кисть повисла куском мяса – он не сумел отрубить её, но надрезал сухожилия.
– Ублюдок!
Её крик ударил по ушам. Озверённая, она резко развернулась, тут же нанося удар – Морен едва успел отступить назад, и тут же последовал ещё один удар, более быстрый – когти полоснули грудную пластину, почти достав. Я’га наседала, а Морен едва успевал отбивать удары и отступать, встречая её когти клинком. Но каждый раз приходилось делать шаг назад, пока спина не упёрлась в стену. Морена прошиб холодный пот. Он оказался зажат, отступать было некуда. Когда Я’га замахнулась, он не придумал ничего лучше, чем в последний момент вскинуть меч, выставив лезвие, как щит.
Я’га не успела остановиться – её удар пришёлся на заточенный клинок. Она взревела от боли, лезвие вошло в ладонь – недостаточно глубоко, чтобы отрубить, но достаточно, чтобы замедлить. Морену хватило этой заминки, чтобы уйти влево. Но второй раз приём не сработал. Когда он нанёс удар, целясь в тощий бок, Я’га ударила его по ногам одной из конечностей. Морен не удержал равновесие, и лезвие лишь полоснуло её: длины меча не хватило, чтобы нанести более глубокую рану.