Скиталец: Страшные сказки

— К человеку, который продал её в мужья этому скоту? — её глаза сверкнули злобой. — О-о-о, нет! Он бы никогда её не принял. Я помню, что матушка рассказывала о своём отце. Сама я его ни разу не видела, но она говаривала, что он только бранил её. Мол, если муж бьёт, значит, она неправильно ведёт себя. Непокорна, смеет перечить, плохо следит за хозяйством. Самое ужасное, что матушка соглашалась с ним, считала, что так и надо. Терпела отца… Дедушка пытался за неё заступаться. Он был единственным, кого отец слушался, и лишь при нём он хоть как-то сдерживал себя. Потом дедушки не стало, и отец пустился во все тяжкие.

— А вас отец также бил?

— Да. Бывало.

Что-то нехорошее отразилось в её глазах. Хладнокровие графини — публичная игра, Морен это прекрасно понимал. Но под её взглядом ему становилось не по себе, точно он чувствовал опасность, исходящую от этой девушки.

Тема та была чертой, за которую не следовало заходить.

— Лучше расскажите мне о себе, — попросила вдруг Ирина. — Как много историй о вас правдивы?

— Смотря какие истории вы слышали.

— Говорят, ваша кровь черна, как у нечисти. Это правда?

— К сожалению.

Морен не хотел говорить о себе. Вероятно, Ирина почувствовала это и со свойственной дворянам деликатностью перевела тему.

Графиня приказала выделить для него одну из комнат. Морен оставил там вещи, а после ужина, как и обещал, опросил слуг. К сожалению, плотника к тому часу уже не было в усадьбе, а другие мало что могли рассказать. Они, как один, твердили ровно то, что изначально поведала Ирина: нечистый пробрался в дом, никто его не видел, слышали только крики и вой. Оба супруга погибли, и похоронили их сегодня днём на рассвете.

— Мать-то Иришка в склепе упокоила, — поделилась с ним, качая головой, кухарка — женщина глубоко в летах, с красными, словно обожжёнными руками. — А вот отца на кладбище закопать приказала, прям как собаку.

— Что же, без могилы даже? — удивился Морен, но кухарка снова покачала головой.

— Да нет же! С гробом, могилой, всё как полагается. Да только на кладбище, а не в склепе! Неправильно это, граф он всё же. Как бы злым духом не пришёл.

— А гроб закрытый был?

— Закрытый, конешно! — она посмотрела на него с таким возмущением, словно он прямо при ней решил вызвать мертвеца с того света. — После твари той, там, поди, и живого места-то не осталось.

Но далеко не все в усадьбе оказались столь же словоохотливы. Многие девушки — а мужчин в услужении у Ирины практически не нашлось: лишь конюх да овчар, жившие в пристройке, — прятали глаза, когда Морен заговаривал с ними, словно боялись, что он их проклянёт, если взглянуть на него. Некоторые извинялись, скупо и спешно отвечали на вопросы, а затем убегали, ссылаясь на неоконченную работу. Его сторонились, слуги не желали находиться с ним в одной комнате, но и нарушить приказ графини никто не осмелился.

Лишь один разговор показался ему примечательным. Уже перед самым отходом ко сну он заметил молодую девушку, что готовила постель для графини. Красивая простушка с веснушчатым носом и русой косой, уложенной в корзинку на голове. Морен не стал дожидаться Ирины и вошёл в её покои без спроса, чем изрядно напугал служанку. Обернувшись и увидев его, она вскрикнула от ужаса, хватаясь на сердце и округлый живот, который уже не могло скрыть просторное платье.

— Простите меня, — обратился к ней Морен, миролюбиво протягивая раскрытую ладонь. — Я не хотел вас пугать.

— Вы будто кот ходите, шагов не слышно. — Девушка тяжело дышала, пытаясь успокоить громко бьющееся сердце. — Вы точно человек?

Морен оставил её вопрос без внимания.

— Я бы хотел поговорить. Вы работали в прошлую ночь?

— Да. Но нельзя мне говорить с вами, — она замотала головой и опустила взгляд. — Работать нужно. Графиня браниться будет.

— Не будет. Я скажу ей, что вы говорили со мной, она дала своё позволение.

Девушка качнула головой, отказываясь. Смотрела она в пол и лишь иногда бросала на него любопытствующие взгляды, видимо, ждала, когда её отпустят. Морен вздохнул и решил испытать удачу ещё раз:

— Что вы помните из той ночи, когда погиб граф?

— Ничего не помню. Работала я. Протирала серебро в столовой. Его как раз отмыли после ужина, и я полотенцем сушила. Грохот был, крики. Ирина кричала, и граф Агний кричал, графиня… Потом, помню, вой был. Нечеловеческий, будто… не знаю. Вы такой, наверное, слышали, а я вот впервые… Так страшно стало. Будто птица кричит, да и не птица. Якуб наверх бросился, вы лучше у него спросите.

— Вы видели, как выносили тела?

Девушка побледнела и широко распахнула глаза, уставившись на него.

— Что вы, что вы! Мне так страшно стало, я, если бы и просили, не взглянула бы. Там столько крови было, еле избавились, меня то и дело тошнило.

— Вы отмывали комнату после случившегося? — удивился Морен.

Мысль о том, что убирать следы жестокой расправы заставили девушку в положении, казалась ему по-настоящему дикой.

Но та кивнула. Руки её дрожали, и она цеплялась за платье, чтобы унять их.

— Мне идти надо, графиня браниться будет.

— Там была другая кровь? Тёмная, нечеловеческая?