Скиталец: Страшные сказки

Когда они спустились в трапезную, большой обеденный стол уже накрыли на две персоны, хотя слуги ещё продолжали приносить блюда. Ирина махнула рукой на одно из кресел, указывая, куда следует сесть, а сама проследовала дальше и заняла место во главе стола. Гостю её надлежало расположиться напротив, и он счёл это даже удобным. Ведь так он мог следить за любой переменой эмоций на её лице.

— Вы ждали кого-то ещё или не допускали, что я откажусь? — спросил Морен, занимая отведённое ему место.

— Я надеялась, — ответила Ирина. — Простите мне сей каприз. Пару дней назад я потеряла родителей и ещё не привыкла ужинать в одиночестве.

Несмотря на горький смысл озвученных слов, держалась Ирина с хладнокровием и достоинством истинной дворянки. Но Морен ещё помнил, какой хрупкой и испуганной она предстала наедине с ним, и теперь видел в этом спокойствии искусную маску.

— Вам, должно быть, нелегко сейчас, — проявил он сочувствие, как умел.

— Легче, чем следовало бы, но тяжелее, чем я того ожидала. Я не любила отца, однако… — Она задумалась ненадолго, прежде чем продолжить: — Страшнее всего оказалось остаться одной. Теперь я могу надеяться лишь на себя.

— Расскажите мне о своём отце.

Когда он озвучил просьбу, Ирина рвала на кусочки бедро утки, что лежало у неё на тарелке, и Морен ясно увидел, как заострились движения её рук. Взгляд её тоже изменился: пасмурно-серые глаза потемнели, став похожими на грозовое небо.

— Об отце? — переспросила она. — И что же вы хотите знать о нём?

— Всё. Большинство не задумывается об этом, но за каждым проклятым стоит история. Что-то ужасное, что сделало его таким. Подавляемые эмоции, спущенный с цепи порок, боль, ненависть — причин очень много. К тому же проклятые сохраняют в себе больше человеческого, чем принято думать. Они остаются там, где жили, часто у них проявляются те же привычки или любовь к каким-то вещам. Матери, ставшие ночницами из-за потери ребёнка, воруют чужих детей. Крестьянин, что всю жизнь взращивал пшеницу, поддавшись Проклятью, может стать полуденником и продолжить оберегать эти поля. Мавки и русалки до конца дней мстят тем, кого считают повинными в своём горе. Дабы выследить вашего отца, я должен понимать, почему именно он стал проклятым и куда мог пойти.

— Скорее всего, в местный кабак! — Ирина произнесла это громче, чем сама того хотела. Румянец тронул её щёки, она потупила взгляд и продолжила уже спокойнее: — Мой отец любил выпить, порой без меры. Даже не представляю, что ещё вам рассказать о нём.

— Может, он был увлечён женщинами?

— Если это и так, мне о том ничего не известно. Голову отца занимали только две вещи: как бы выпить и где бы похвастаться своим титулом. Отец очень гордился тем, что является графом. Будто это его заслуга…

— Что вы имеете в виду? — искренне удивился Морен.

— Мой прадед был зодчим. Одним из тех, кто строил города и церкви после Сумеречных лет. За что и получил графский титул, земли и эту усадьбу, — она обвела комнату раскрытой ладонью. — Как вы понимаете, к заслугам своего деда мой отец не имеет никакого отношения.

— Когда я ехал сюда, то видел яблоневые сады и несколько крестьянских поселений. Всё это принадлежит вам?

— Верно.

— Богатый край и богатый подарок. Если ваш отец всё время пил, кто же тогда занимался хозяйством?

— Я, — без хвастовства ответила Ирина. — Пока дедушка пребывал в добром здравии, за крестьянами и всеми работами следил он. Будучи маленькой, я часто бегала за ним хвостиком, училась и помогала ему, чем могла. Всё, лишь бы не оставаться дома рядом с пьяным отцом. Потом этим занялась матушка, — Ирина опустила взгляд, словно бы стыдилась своих воспоминаний, и продолжила значительно тише: — Когда она… хворала после отцовских гуляний, я делала всю работу одна. Больше было некому. Вы приехали очень удачно, только что прошёл Яблочный Спас. Обязательно загляните в сады и отведайте наших яблок. Лучше их вы не найдёте во всей Радее, не говоря уже о том, как это красиво.

— Из-за чего ваши родители могли поссориться в тот вечер? — перебил её Морен, желая направить разговор в верное русло.

— Был бы повод! — воскликнула Ирина, не скрывая сарказма. Как только разговор заходил о графе, голос её становился звонче и холоднее, точно обнажённая сталь. — Иногда отца хватала горячка и он видел то, чего не существовало. Однажды в пьяном угаре он пришёл к матери и обвинил её в том, что она изменяла ему с его другом. Мол, он сам ему рассказал. Всё бы ничего, да только тот умер больше десятка лет назад. Я хорошо помню, как они веселились на масленичную неделю. Друг его упал с лошади и сломал себе шею.

— И ваша мать спокойно это сносила?

— А что ей оставалось? — хмыкнула Ирина. — Он был графом и владельцем богатых земель. Матушка же — дочь купца, о чём отец очень любил напоминать. Мол, он вытащил её из нищеты и грязи, позволил стать частью знатного рода. Провалился бы этот род вместе с ним.

— Она могла уйти, вернуться к своему отцу.