В этом треклятом лесу, тьму которого разбавляла лишь редкая дымка тумана, не пробивалась даже весенняя поросль. Не найдя, что пощипать, лошадь принялась жевать воротник плаща и шляпу Морена, требуя еды. Угомонилась она, только получив горсть овса из сумки, но даже тогда продолжила фыркать и прижиматься мордой к его щеке. Похоже, она простила хозяину все неприятности, что ей пришлось пережить, уже только за то, что он нашёл её. Интересно, понимала ли она, что именно Морен повинен во всех её бедах?
Прошло какое-то время, прежде чем вернулся Куцик. Приземлившись на подставленную Мореном руку, он раскрыл клюв и прокричал напуганным мужицким голосом:
— Волки! Волки!
Морен выругался, снова отправил птицу в полёт и, запрыгнув в седло, приказал:
— Веди меня к нему!
Валек наивно думал, что в этом лесу нет других живых тварей, кроме той нечисти, что они повстречали. Не зря же здесь даже птицы не пели, наверняка то огромное чудовище распугало их всех. А тех, что покрупней, разорвало на части, подобно тому, как умертвило путников, которых они нашли.
Прежде о нечистых Валек слышал лишь в сказках, из историй других людей да от Миры, что остерегала ходить в Глухолесье одному иль по ночам, но никогда не сталкивался с ними вживую. Воочию они оказались куда страшнее, чем рисовало воображение в детстве, и пугали куда сильнее, чем бабкины сказки. Потому что эти чудовища были реальны, потому что сейчас рядом не было сестры, что зажигала свечку и ставила рядом с его постелью, если ему не спалось. Не было той, кто в любые невзгоды, убирая чёлку с его лба, улыбалась и говорила, что всё обязательно сложится. Не было той, кого он обязан был защищать, хранить и оберегать, как он сам неоднократно ей обещал. Но как, если он даже себя не может защитить?!
Валеку было страшно, но не только за себя, но и за сестру. Ведь Мира всё ещё где-то здесь, в этом лесу, совсем одна, беззащитная! Мысль, что он может погибнуть, так и не отыскав её, пробуждала отчаяние, которое комом вставало в горле.
Морен остался где-то далеко позади, один на один с нечистью, но за него Валек как раз не беспокоился. Скитальцу платили за то, что он убивал чудовищ, да и когда не платили, он тоже их убивал, если верить всё тем же сказкам. Поговаривали, что он такой же бессмертный, как и нечисть, на которую охотился. Валек считал, что нужно лишь дождаться Морена — тогда всё образуется, а кроме темноты и холода бояться ему нечего. Потому-то и развёл костёр, надеясь, что тот поможет Морену его найти. Вот только прежде Скитальца свет привлёк их.
Волки. Треклятые волки кружили вокруг и рычали, когда он разгонял их длинной палкой, подожжённой с одного конца. Только она их пока и сдерживала, ведь, как только Валек замечал, что один из волков подходит ближе, он тут же направлял на него огонь, и остальные отступали, разбегаясь в стороны. Недалеко, всего на несколько прыжков, а затем возвращались, сужая кольцо. Валеку казалось, их становится только больше, словно темнота порождает новых. Как знать, может, так оно и было! Пока они не нападали, но Валек всё равно ощущал себя покойником. Они ведь выжидают. Ждут, когда он устанет, ослабеет, потеряет бдительность или костёр догорит — докидывать туда ветки они же и не позволяли. Стоило хотя бы наклониться к земле, и кто-нибудь обязательно прыгал в круг, очерченный светом, дыбя холку и скаля пасть. Валек замахивался, и волк отступал, а его собратья метались позади, выбирая момент. Их тени смешивались, сливались друг с другом и с силуэтами тех, что пока оставались во тьме, и Валеку казалось, что пред ним не волчья стая, а одно живое существо из сказок и кошмаров.
«Если не меня, то Сивку они точно заберут с собой», — подумал он в отчаянии, и болезненный ком снова подступил к горлу. На его коня волки покушались куда чаще, несмотря на то, что тот мог за себя постоять. Он то и дело вскидывался, лягался, а волки клацали зубами у самых копыт, наглея с каждой попыткой, будто их раззадоривал чужой страх. Валек уже начал думать, что даже огонь не пугает их, — они лишь делают вид, что боятся, издеваются!
А затем среди других он заметил его — волка с красными глазами. Крупнее и сильнее прочих, с выступающими клыками при закрытой пасти, он не отпрыгивал, когда Валек направлял на него огонь, и даже не скалился. Но было нечто в его взгляде, что пугало до дрожи и заставляло думать, что он безумный. Этот другой вселял ужас, и Валек старался не направлять на него свет, но и во тьме видел, как горят злобой кроваво-красные глаза. Отвести от него взор было страшно, но и смотреть прямо — невыносимо.
Сивка заржал и лягнул копытом, а следом раздался скулящий визг — похоже, он попал в одного из волков. Это словно стало сигналом, и другой зверь, оскалив зубы, кинулся в круг света, намереваясь сомкнуть клыки на шее человека.