Скитания Анны Одинцовой

— Ты уже один раз обманул меня, — усмехнулся Атата. — Ну, меня, ладно. Но ты обманул лично товарища Сталина и партию большевиков, которые борются за сплошную коллективизацию. Неужели я, как большевик, могу допустить, чтобы ты меня провел второй раз? Так вот, если ты не хочешь напрасного кровопролития, чтобы кое-кто расстался раньше времени со своей жизнью, иди в стадо и пригони его вместе с сыновьями сюда, а тем временем пусть остальные готовятся к кочевке в Уэлен.

Ринто посмотрел на Анну. Так смотрит олень, обреченный на заклание и понимающий, что скоро для него навсегда погаснет солнечный свет. Он явно ждал, что она скажет.

— Хорошо, — неожиданно для всех примирительно произнесла Анна. — Будем кочевать к Уэлену. Я надеюсь встретиться там с настоящими, большими начальниками и убедить их, что ты, Ринто, никакой не кулак.

— Еще скажешь, что он и не шаман! — криво усмехнулся Атата.

— Ну, это не тебе судить! — Анна презрительно посмотрела на него.

Меньше суток понадобилось стойбищу, чтобы разобрать яранги, уложить весь скарб на грузовые нарты и запрячь грузовых оленей.

Каюры и Атата молча наблюдали за приготовлениями. Перед тем, как тронуться в путь, Атата связал руки Ринто и Танату и посадил их, соответственно, на нарты Гатле и Ипэка. Подошел с ремнем к Анне Одинцовой, помешкал и хрипло проговорил:

— Ну, хорошо. Я тебе не буду связывать руки, но поедешь на моей нарте. Будем ехать так: впереди — мы, затем Гатле с Ринто, сзади Ипэк с Танатом, и уже потом — весь аргиш. Оленье стадо движется следом. Рольтыт, не отставай. Отстанешь — будешь отвечать как кулацкий пособник и проведешь остаток своей жизни в сумеречном доме.

Перепуганный Рольтыт молча кивал.

Собаки, чуя оленей, взвывали и пытались вырваться из постромков. Стоило большого труда сдерживать их. Гатле посоветовал отъехать подальше от остальной части каравана.

Наконец, последние распоряжения были отданы, и они двинулись в путь.

Вот первая нарта с Ататой и Анной Одинцовой вошла в тень нависшего снежного козырька, потом второй каюр с Танатом. Анна Одинцова в меховом кэркэре сидела спиной к движению и смотрела на женщин стойбища, которые вели ездовых оленей, запряженных в тяжелые нагруженные скарбом и детьми нарты.

Неожиданно ей показалось, что кто-то выстрелил. А может быть, это громко щелкнул бичом каюр Гатле?

Сначала она почувствовала легкое дуновение, которое мгновенно усилилось до плотного воздушного удара.

— Снежная лавина! — закричал Ринто.

Но его крик потонул в нарастающем гуле, и все заклубилось вокруг в белесой пелене, словно неожиданно поднялась пурга. Все погрузилось в плотное снежное облако, даже солнечный свет померк. Гул и ветер, поднятые сорвавшейся снежной лавиной, поглотили человеческие крики, собачий лай и визг.

Катя шла впереди первой груженой нарты, на которой сидел Тутриль. Воздушной волной ее сбило с ног, но снежная лавина прокатилась всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Поднявшись на ноги, она пыталась что-то увидеть в белесой круговерти, но прошло еще немало времени, прежде чем улегся поднявшийся снег.

Тишина наступила раньше. Женщины и дети смотрели в оцепенении: вместо ехавших впереди собачьих упряжек перед ними встали груды неподвижного снега, из-под которого не слышалось ни звука, словно там ничего и не было.

И только когда окончательно улегся поднятый снег, припорошив грузовые нарты, запряженных оленей, детей, груз, идущих рядом с нартами женщин, закричала Катя и бросилась вперед, проваливаясь в рыхлый снег по грудь. Она лихорадочно пыталась ногами и голыми руками разгрести снег, откопать оказавшихся под лавиной, но тщетно, снега было слишком много, он был тяжелый от напитавшей его влаги. Вместе с Катей вперед кинулись и остальные женщины. Иногда они все вдруг прекращали работы, прислушивались к зловещей, белой тишине и снова принимались рыть снег. Они не обращали внимания на то, что ободрали до крови пальцы на руках.

Из скарба достали насаженные на черенки китовые лопатки и принялись ими разгребать снег. Катя уже вырыла нору выше своей головы. Подошла Вэльвунэ и тихо произнесла:

— Они задохнулись в снегу.

— Но ведь все равно их надо отрыть.

И вдруг они обе одновременно услышали человеческий стон. Он слышался впереди, с дальнего конца лавины. Обе женщины побежали туда.

Из-под снега виднелась запорошенная, серая голова, страшная, с запекшимися сгустками крови на уголках широко раскрытого рта. Это была Анна. Откопав ее, осторожно положили на снег. Женщина была без сознания, но громко стонала.

— Глядите, еще одна голова! — вскрикнула Катя.

Это был Атата. Он жадно хватал воздух широко раскрытым ртом, из выпученных глаз обильно текли большие мутные слезы. Откопав его и положив рядом с Анной с новой надеждой принялись раскапывать снег.

Прошло немало времени, прежде чем удалось откопать уже бездыханного Таната и его каюра Ипэка. Когда нашли Ринто и Гатле, солнце уже скрывалось за горизонтом.

Анна поднялась и подошла к лежащему Атате. Дотронувшись носком торбаза до его серого, слегка припорошенного снегом лица, она сказала: