Скитания Анны Одинцовой

— Нет, я добровольно стала шаманкой, — громко сказала Анна. — Настолько настоящей, что я тебя могу убить даже без оружия!

Она сама не ожидала, что произнесет эти слова. Но они были сказаны.

После этого разговора Атата стал избегать ее.

Несмотря на хромоту, он часто уходил далеко от стойбища.

— Катя должна перейти в мою ярангу, согласно обычаю, — сказал Рольтыт Одинцовой.

— Если она не против — пусть переходит.

Согласно древнему обычаю левирата, и Анне надлежало перейти в семейное жилище Рольтыта, старшего мужчины, оставшегося в стойбище. Но он пока об этом не заговаривал. Видно, решил про себя сделаться единственным мужем для троих женщин постепенно. К тому же Рольтыт не был уверен, может ли он сделать шаманку своей женой и подчиняется ли она этому закону.

На вопрос Анны, хочет ли сама Катя перейти в ярангу Рольтыта, молодая женщина покорно ответила:

— А что делать? Выбора у меня нет, а Тутрилю нужен отец, да и мне еще нужен мужчина.

Удивительно просто решались эти проблемы в тундре!

По мере того, как стадо приближалось к Уэлену, все больше чувствовалось дуновение океанского ветра, и комарье не так досаждало и людям, и животным.

В один из ясных дней Атата, снаряженный небольшим запасом провианта, заковылял вдоль берега обширной Уэленской лагуны. Даже в самом худшем случае ему понадобится не более двух суток, чтобы добраться до селения, в это время стоит ясная и светлая погода, солнце лишь на несколько минут скрывается за горизонтом и снова поднимается над обширной холмистой тундрой, чтобы начать свой долгий путь по безоблачному летнему полярному небу.

На прощание он сказал Анне:

— Я не могу ничего обещать… Только одно: ты покорила навсегда мое сердце. Пусть мое чувство безответно, но лишь одна мысль о том, что ты есть на свете, словно маленькое солнышко, светит и греет в моем сердце. А если мне так и не удастся завоевать тебя, я найду такую тангитанскую женщину, которая похожа на тебя.

Анна молча слушала откровения Ататы и, хотя больше чем уверена была в том, что он опять явится, как только установится снежный путь, ничего не могла поделать. Оставить его пленником стойбища означало навлечь на себя еще большие кары со стороны властей, которые все равно будут искать исчезнувшую экспедицию. Лишить его жизни у нее не хватит духа, хотя покойный Ринто не раз уверял ее, что теперь это для нее не такое уж большое испытание. Она была в смятении от признаний Ататы и по ночам просыпалась от тяжелого, сладкого томления, причиной которому был приснившийся Атата. Ненависть граничила с каким-то сладострастно-томительным чувством сродни тому, которое она ощутила, когда, испытывая ее, Ринто вошел в ее тело.

Анна дала Атате охотничий нож на случай встречи с большими хищными зверями. Но и эту пору и волки, и редкие в этих краях бурые медведи не отличались агрессивностью.

На лето стойбище остановилось на несколько месяцев на старом, постоянном месте, где на земле хорошо сохранились большие круглые камни, к которым привязывались концы ремней, удерживающие покрышку-рэтэм яранги. Отсюда, если спрямить дорогу и поплыть на кожаной байдаре через Уэленскую лагуну, дорога до селения может занять только один день. Да и уэленцы уже знали, что стойбище Ринто вернулось на старое становище и расположилось на летовку на знакомом плато.

Гости не замедлили появиться. Приехал Вамче, родич Ринто, и рассказал о последних новостях. Главной, по его уверениям, было празднование юбилея великого вождя, который оказался большим знатоком разных языков. Как уверял Вамче, такой мудрый человек, как Сталин, вполне мог знать и чукотский язык, и Отке, который уезжал в Москву на юбилейную сессию Верховного Совета СССР, собирался перекинуться несколькими словами с Иосифом Виссарионовичем. Жизнь в Уэлене протекала спокойно. В школу приехали новые учителя, для них построили жилой дом как раз недалеко от яранги Вамче.

— Идут разговоры о том, что все чукчи и наши соседи эскимосы скоро перейдут жить в деревянные дома. Яранги будут уничтожены.

Анну интересовала реакция властей на появление хромого Ататы.

— Была весть, будто из бухты Кытрын отправляют следственную группу, но Атата настоял, что этого делать не стоит, так как все ясно: произошло несчастье, стихийное бедствие, в котором никто не виноват.

— А сам он не собирается приезжать обратно в наше стойбище? — спросила Анна.

— Такого разговора не было, — ответил Вамче.

— Может быть, нас решили оставить в покое? — предположила она.

— В Чаунском районе, — сказал Вамче, — некоторых оленеводов не стали трогать. Объявили их колхозниками, только предписали каждый год во время забоя отдавать определенную часть шкур и мяса властям, а в остальном они живут как прежде.

Анна с особым вниманием выслушала эту часть рассказа гостя, даже попросила повторить несколько раз. На сердце сразу стало легче. Может, и впрямь власти одумались и решили не рубить под корень оленеводческое хозяйство Чукотки.

Вамче привез кое-какие продукты, прежде всего сахар, чай и муку, лакомства, по которым соскучились не только дети стойбища, но и взрослые.