Григорий с Елисеем зашли в каморку и сразу увидели на столе замасленную, в пятнах сажи, тетрадку. Наставник принялся читать вслух записи.
В большинстве своем это были рассуждения о жизни и вере. Нашли также и описание грота, в котором он жил, подробнейшие планы коридоров, по которым Горбун ходил к Оку и в соседние пещеры, и даже сам пещерный скит. На плане пещерного скита в одном месте стояли крестик и надпись «Ларь». Но самым любопытным оказалось описание встречи Горбуна с душами пещерников. Увидев, что тот обнаружил их тайные схроны, они наложили на него обет молчания до той поры, когда сын Божий откроет эти схороны избранным. Души пещерников также жаловались, что тело последнего из них не предано земле, и его душа не может вознестись на небеса. Они просили Горбуна пойти с ними и похоронить по-христиански. Горбун было согласился, но не смог пройти сквозь каменную стену.
Прослушав это место, Елисей аж крякнул:
— Похоже, спятил старик. В одиночестве измышлял всякое и от скуки записывал в тетрадь. Давай от греха подальше сожжем ее, чтобы у самих разум не пошатнулся.
— Трудно определить, что это. Может, бред больного воображения, а может, и откровения. Лучше до поры сохраним. Слава богу, что ведьма в штанах всю тетрадь не умыкнула. Чую, мета про злато здесь не главное.
В ЛАГЕРЕ
Самолет прилетел через две недели. Корней зашел в воду и подтянул обитого фанерой зеленого «гуся» бортом к берегу.
Чванов открыл дверь и весело крикнул:
— Корней, привет! Принимай почту. Грузите быстрее, мне еще к Фролову надо успеть.
— Груза много… Пойдем поможешь…
Корней откинул брезент с ямы, выдолбленной в промороженном грунте в тени елей. В ней в два ряда лежали трупы.
Чванов остолбенел от ужаса и, зло глянув на Корнея, сквозь зубы процедил:
— Ты ответишь за это, образина патлатая!
Молча перенесли в самолет тела, палатки, инструмент, продукты.
Увидев, как глубоко просели в воду поплавки, Чванов покачал головой:
— К Фролову не получится… Так, а где ящики с образцами, гражданин проводник? — спохватился он.
— Образцов не успели собрать, болезнь всех свалила. Ящики вона — пустые…
— Болезнь почему-то только наших свалила…
— Товарищ пилот, твоя неприязнь понятна, но я в смерти людей неповинен. Потравились медвежьим мясом…
Корней достал из ледяной пещерки кусок мякоти:
— Видишь завитки личинок. Такое мясо надо полдня варить. Похоже, не доварили. Да еще сырую печень ели.
— Чего ж ты не предупредил, раз знал, что мясо с глистами, — недобро прищурился пилот.
— Твоя правда, сразу не сообразил поглядеть, мы же медведей не едим, а потом поздно было — люди слегли.
— Странная история: ты живой, а остальные почему-то померли… Ладно, НКВД разберется.
В воздухе не проронили ни слова. Корней беспрестанно мысленно возносил благодарственные молитвы Создателю за покровительство плану, дающему надежду на то, что геологи не будут больше летать во Впадину и община не пострадает.
Ожидая самолет, он работал от зари до зари — боялся не успеть. Собирал по руслу, начиная от золотого «языка» все, даже самые мелкие, самородки. А сам «язык» завалил крупными валунами, отведя русло речки в этом месте, на сколько смог, в сторону. Золото, что добыл отряд и сам собрал, закопал в глухом распадке. Место выбирал тщательно, чтобы ни одна душа не догадалась там искать. Теперь только он владел этой тайной.
19 июня 1941 года судья огласил приговор:
«Кузовкина Корнея Елисеевича, 1900 года рождения, за контрреволюционный саботаж, выразившийся в умышленно небрежном исполнении обязанностей, повлекший за собой гибель людей, а также за срыв особо важного государственного задания приговорить по статье 58 пункт 14 к двадцати годам заключения с отбыванием срока в лагере строгого режима».
Через три дня началась война. Летчик Чванов добровольцем ушел на фронт и погиб в одном из воздушных боев под Москвой. Начальника экспедиции Деева Валерия Геннадьевича за самовольство исключили из партии, понизили в должности и перевели в Магадан на должность техника, где он вскоре умер от сердечного приступа. Все складывалось так, что и без того мало кому известные сведения о месторождении золота «Глухоманка», по Божьей воле, затерялись. Остались одни слухи, но и они с годами выветрились из памяти жителей Алдана.
Окруженный двумя рядами колючей проволоки, комплекс приземистых, побеленных понизу бараков, с надписями на ржавых листах жести: «Труд есть дело чести, доблести и славы», с вышками на каждом углу вытоптанного до каменной твердости прямоугольника, встретил скитника и этапированных с ним трупами, привязанными проволокой к столбам лагерных ворот. От них смердело, черные от запекшейся крови лица облепили мухи.
— Того, кто вздумает бежать, вот так же на «караул» поставим, — пояснил новичкам конвоир и для пущей доходчивости похлопал ладонью по прикладу винтовки.