Скитники

Пройдя ледопад, путник сбил со «снегоступов» смерзшиеся комья и продолжил восхождение — до гребня отрога было уже рукой подать, но возникла новая проблема — спаянный льдом мех скользил на снегу. Каждый шаг давался с трудом. От неимоверного напряжения парень взмок. Вокруг деревья трещат от мороза, шапка и воротник забелели от инея, а от Корнея пар валил так, словно он только что выскочил из жарко топленной бани.

Моля Господа о милости, парень шел и шел, изредка останавливаясь, чтобы восстановить дыхание. Лучистые бриллианты звезд на черном небосклоне, восхищенно перемигиваясь, дивились упорству человека. «Зачем он поднимается к нам? Чего ему от нас нужно?» — должно быть, недоумевали они.

Взобравшемуся на отрог Корнею показалось, что подъем длился целую вечность. На востоке проступили первые признаки рассвета. Мохнатые снежинки звезд постепенно таяли на светлеющем небе, и вскоре настал черед подивиться восходящему солнцу — навстречу ему, вздымая ногами снежные вихри, несся, восседая на кухлянке, как на санях, человек. Лавируя между деревьев и кустов, он лихо скатился на пойму. Отсюда уже рукой было подать до дедова стойбища.

Эвенки, пораженные тем, что луча сумел вернуться к ним пешком, через горы, долго цокали языками и качали головами, разглядывая то, что осталось от кухлянки.

— Внук мой не только шаман, он лось, страшное дело, — хвалился, гордый необыкновенной выносливостью и находчивостью Корнея, Агирча.

За время отсутствия скитника, Бэюн с зятем уехали на оленях далеко на юг к богатому якутскому купцу за мануфактурой и огнестрельными припасами.

Практичный Агирча, чтобы задержать внука, предложил ему дождаться их, с тем чтобы возвращаться в скит не с пустыми руками. Поразмыслив, Корней решил, что в этом предложении есть резон и, как ни тосковал по милой Впадине и родным, согласился.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В КЕДРОВУЮ ПАДЬ

Подобревшее весеннее солнце щедро раздаривало накопленное за долгую зиму тепло. Под жаркими лучами оседали, таяли сугробы, гремели ручьи. Обнажалась мягкая сверху, но еще мерзлая внутри земля. Собирая талую воду, набухшая река готовилась сбросить тяжелый панцирь, защищавший ее от стужи всю зиму. С шумом рушились мощные торосы, ледяные поля местами уже разошлись трещинами, зашевелились, расталкивая соседей, — «проснитесь».

Подтаявшая вдоль берегов «броня» не устояла и, подхваченная течением, чинно тронулась, потянулась вниз по реке, но в сужении перед излучиной ее ход застопорился. Что тут началось! Врезаясь в возникший затор, зеленоватые льдины наезжали, крошили друг друга, переворачивались, бултыхались в воде, как расшалившиеся звери, а вновь подошедшие к ледяному валу, вставали на дыбы, громоздя хрустальные замки, истекавшие на солнце обильными слезами. Подплывавшие сверху свежие льдины выжимали битых-перебитых «старичков» на берег. При этом те, что потолще, срезали, словно ножом, все, что стояло на их пути, тонкие же крошились, как стекло, на мелкие осколки.

Купаясь в ласковых лучах, летели на родину первые вереницы крылатых странников. Радость и ликование звучали в их надсадном крике, бередившем сердце Корнея. Как бы он хотел сейчас улететь вместе с ними в родную Впадину!

Когда река вернулась в привычное русло, скитник, провожаемый всем стойбищем, переправился на свой берег и зашагал знакомой звериной тропой вдоль речушки, вытекавшей из широкого ущелья. Его морщинистые склоны, по мере приближения Корнея к перевалу, сходились все теснее и теснее, ниспадая почти отвесно. В глубоких каменных складках еще лежал длинными лентами снег. От него веяло холодом, промозглой сыростью.

Дорога домой всегда короче, чем из дома.

Не трудно представить, какое ликование в скиту вызвало возвращение всеобщего любимца, сколько было разговоров и радости. Весть о том, что казачий острог опустел, всех удивила, но вместе с тем и успокоила. А в то, что царя убили и теперь правит не божий помазанник, а какой-то Совет, не поверили.

— Брешут всякое. И ране царей убивали, но заместо убиенного всякий раз другой садился. Как же без царя? Рассеи без царя беда!

Больше всех, не считая, конечно, родных Корнея, радовались его возвращению женщины и охотники. Для первых он принес нитки, иголки и прочую мелочь, а для вторых — бесценные огнестрельные припасы. Луки хороши, когда сухо, а при влажной погоде тетива вытягивается, слабеет, да и сама дуга теряет упругость.

Но никто не подметил, что возвращение Корнея сделало самым счастливым человеком русоволосую девушку по имени Даренка, с малых лет тайно вздыхающую по недогадливому парню…

Святолепный старец Никодим сидел под деревом и глядел на тропинку, когда на ней вдруг показался любимый внук. Сразу посветлев лицом, он поднялся и шагнул навстречу:

— Здравствуй, радость моя! Красно солнышко! Чуял, что сегодня явишься…

— Доброго здоровья и долгих лет жизни тебе, деда.

Никодим слегка отстранил внука и, внимательно оглядев, пожурил:

— Ну и погулял же ты, голубчик. Заставил всех поволноваться… Истомились в неизвестности. Следовало бы тебя в назидание на суточные поклоны поставить.