Скитники

Подъезжая к стоянке, Корней уже издали увидел высокие скелеты чумов, черное огнище посреди каждого: эвенки на излюбленных местах, каркасы чумов делают на многие годы и при перекочевке снимают только берестяные покрышки. Добравшись до места, женщины занялись обустройством становища, дети натаскали сырых веток и разложили несколько дымокуров, а мужчины ушли искать отставших телят. Надо поторапливаться — на их тревожный крик могут примчаться волки и тогда быть беде…

Прошло дней десять. Все это время тридцатилетний сын Агирчи — Бэюн помогал гостям заготовлять соль. Набрали около шести пудов. Скитники, готовясь к возвращению, паковали груз в кожаные сумки. Женщины к этому времени закончили шить рукавицы — подарки русской родне. Агирча, после долгих споров, убедил все же внука взять трех оронов, чтобы тяжелую соль везли они.

В последний вечер перед отъездом Корней и Захар долго совещались и решили, что, поскольку груз понесут олени, Захар в скит отправится один, а Корней останется на пару недель в стойбище, чтобы долечить хворых оленей.

Утром, узнав об этом, Агирча даже расплакался от радости:

— Хороший внук. Добрый. Любит Агирчу. Страшное дело.

Совсем освоившись с жизнью в стойбище, Корней старался как можно больше помогать родне и не только врачевал оленей, но и, к восторгу кочевников, научился ловить арканом важенок, править упряжкой; ставить вершки на хариусов и ленков; по ночам вместе с Бэюном ходил лучить тайменя с доски, выступающей с носа лодки. На дикого зверя почти не охотились, так как Агирча, помешанный на оленях, имел огромное стадо и недостатка в мясе кочевники не испытывали, да и времени на охоту не оставалось — уход за стадом занимал все дни.

Больных животных Корней выхаживал, используя те же снадобья, что и дед при лечении людей. Эвенки, видя, как быстро хромые, вялые или худые олени преображаются в лесных красавцев, прониклись к гостю особым почтением и стали величать его на свой лад — шаманом.

Гордый Агирча, похлопывая себя по засаленным штанам, с важным видом пояснял всем:

— Мой внук ученый, страшное дело! Большой шаман.

Вечерами, когда соплеменники собирались у костра, Корней рассказывал им о Боге, о православной вере, жизни Христа, его заповедях. Кочевники слушали и одобрительно кивали: «Ая Христос илэ[59]. Пожалуй, эвенком был».

Подошла пора и Корнею возвращаться домой. Но на небесах спутали его планы. Ночью на стадо напали волки, и, когда Бэюн стрелял в них из берданки, один патрон дал осечку. Утром он сел выковыривать шилом негодный капсюль, а тот, как на грех, воспламенился, и заряженный патрон выстрелил, вогнав картечь в пах оленевода.

Рана, к счастью, оказалась неглубокой, но весьма болезненной: бедняга не был в состоянии даже шагнуть. В такой ситуации Корней не мог покинуть стойбище. Прежде следовало поднять дядю на ноги, одновременно исполняя его обязанности по уходу за стадом.

Агирча в тот же день забил рогача и повез его голову на родовое святилище, чтобы добрые духи помогли сыну побыстрее оправиться от ранения. За многие десятилетия на капище собралась целая гора ветвистых рогов с белыми черепами…

Пока у Бэюна затягивалась рана, эвенки еще два раза откочевывали на свежие пастбища. Все народившиеся весной оленята — тугутки выжили и заметно подросли. Да и среди взрослых оленей не пало ни одного, хотя волки порой крепко досаждали, но собаки и оленеводы всегда были начеку и стадо в обиду не давали.

Когда хвою лиственниц подернуло золотом, кочевье вышло на южную границу пастбищ Агирчи. Дальше простирались владения его свата Сапкара. Здесь оба рода каждый год встречались и несколько дней пировали или, как говорил Агирча, «отмечали дружбу».

От Сапкара они узнали, что главного русского начальника — царя Николая убили и сейчас вместо него правит какой-то Совет. Что люди на Большой Земле разделились на «красных» и «белых», и они смотрят друг на друга через прицел винтовок, повсюду льется кровь. Многие южные эвенки и якуты, спасая жизни, откочевали на север, где, слава богу, все текло своим чередом, по-старому.

«Опять раскол, — тревожно подумал Корней. — Благодарение Создателю, что никому неведом наш скит. Старцы-то ох как правы. Нельзя общаться с миром. Одно зло в том миру».

Агирча втихаря завидовал соседу Сапкару. Дело в том, что у него было пятеро дочерей и всего один-единственный сын — Бэюн, тогда как у Сапкара наоборот — аж пятеро сыновей и лишь одна дочь.

Старший из них, жилистый, высокий, с глазами цвета густого чая, темными, как безлунная ночь, волосами и неподвижным, без тени улыбки, скуластым лицом, казался среди соплеменников настоящим великаном. И имя у него было соответствующим — Хэгды[60]. Одет он был в потертые лосевые штаны и такую же рубаху. Не оленевод, а охотник-промысловик, в стойбище он приезжал только ночевать. И сейчас, целыми днями разъезжая на упряжке, парень промышлял зажиревших за лето гусей и уток.